следом затем так же резко потемнело. Превозмогая эти пытки, я протёр свои глаза и огляделся. Я снова в своём подсознании, лежу на полу, скрюченный до состояния эмбриона и не могу соображать. Единственное на что мне хватило сил — это немного повернуть голову в поисках портального телевизора. Нашарив его глазами, я чуть не расплакался, осознавая, что сейчас мне до него метров пятьдесят, не меньше!
Но, к счастью, там показывали не стрим какой-нибудь «Доты», а всего лишь меня. Скрюченного, как и моё эфемерное тело, переломанного и истекающего кровью меня. Эли на мониторе не было видно, но я примерно понимал где она сейчас находится. Откуда-то из-за спины на меня лилось почти осязаемое бело-золотое свечение. Моё тело билось в конвульсиях и, видимо, эта боль была настолько сильной, что ощущения пробивались сквозь преграду подсознания. Ну вот, а говорят, что оперируемые под общим наркозом пациенты ничего не чувствуют. Хочешь — не хочешь, а невольно задумаешься, а так ли это на самом деле?
Над моим полуживым телом нависал Грол, который держал на изготовке свою секиру. Вспомнилось его «Прости», перед тем, как Эли начала кастовать воскрешение. Кстати и я сам, будто понял в тот момент, что они собираются делать. Иначе зачем я толкнул своего нерадивого папашу? И ради чего? Вытолкнуть отсюда я никуда его не мог, сбить с ног тем более. Банально не хватило бы сил. Так нафига я это сделал? Отвлечь? От чего?
Что-то мне подсказывало, что если я ещё немного потерплю, то обязательно увижу для чего был весь этот фарс. Надеюсь, что моё запертое здесь сознание не перенесёт наружу, что бы я мог своими глазами увидеть, как демон убивает моих друзей. Хотя недобатя что-то говорил про то, что такие повреждения даже он не устранит. Значит тут явно нужна помощь высшей светлой целительницы. Вот только до сих пор остаётся вопрос, чем поможет мой гномий наставник, тем более этой своей странной штукой, которая должна отрубать головы, а не воскрешать.
Посмотрев на Грола внимательней, я заметил, что от его тела исходит кроваво-красное свечение. Моя интуиция, в совокупности с проницательностью, подпитываемые возросшими характеристиками разума, подсказали, что это его пассивная способность накапливать полученный урон. Ну да, точно, он же Берсерк! Он накапливает полученный урон и может вернуть его в трёхкратном размере обратно противнику. И перед тем, как это происходит, он начинает вот так вот подсвечиваться. Но ведь на союзников эта способность не действует. Максимум, что мне прилетит — это шквальный порыв ветра в лицо, который растреплет мою причёску. Если так можно назвать пару оставшихся волосков на моей голове.
Но, кажется, этот факт совершенно не заботит моего друга. Свечение от готовящегося удара продолжает усиливаться, ведь урона в последней битве он получил предостаточно. В разные стороны начал разрастаться полупрозрачный купол. Это было «Поле боя». Купол вырос небольших размеров, всего лишь десяток метров в диаметре. А Эли оказалась за пределами этого купола. И не понять, то ли именно это прервало её воскрешающее умение, то ли она уже заранее перестала его кастовать.
В следующую секунду меня накрыло такой вспышкой боли, что в глазах снова побелело, а когда пелена с глаз опустилась, то во весь "телевизор" я увидел лицо гнома. Хищное, в зверином оскале лицо моего друга, который занёс над своей головой секиру, направив всю кроваво-красную ауру в её рубящую часть. От такого финта она мгновенно раскалилась, пошла дымом и начала покрываться трещинами. Воздух вокруг секиры опасно загудел, создавая такое впечатление, что где-то над нами набирают мощность турбинные двигатели, собравшегося на взлёт самолёта.
Я до сих пор наблюдал за происходящим со стороны и всё ещё не мог пошевелиться. От безысходности тот, кто находился в моём еле живом теле, утробно зарычал! А потом его рёв вошёл в унисон с криком ярости и отчаяния гнома, который, будто в замедленном действии, опускал на мою голову свою секиру. И только моё переломанное во всех частях тело, в котором даже все мышцы с сухожилиями были порваны, своей беспомощностью не дало мне увернуться от удара. И я, и Велиал шестой. В последние секунды моей жизни я почему-то понял, кто он на самом деле.
Секира через пару мгновений всё же достигла моей бедовой головы, и моя бестолковка раскололась на две части. Секире гнома досталось не меньше — она разлетелась на тысячи микроскопических осколков, чему раздосадовано покачал головой Грол. Который буквально через секунду свалился в обморок. И умер. Правда я не могу этого уже видеть, скорее это были галлюцинации, вызванные моей преждевременной и такой жестокой кончиной.
* * *
— Ты издеваешься сын? Халунка? Да как ты посмел связаться именно с этим ангельским отребьем?! — Гневно прогромыхал голос нынешнего правителя Хеллроса.
— Отец! Не называй её так! Я люблю её и не считаю, что кто-то может посметь мне указывать на то, что этот союз не должен состояться! — Ответил ему сын.
— Да как ты смеешь ТАК разговаривать СО МНОЙ? Я — Велиал четвёртый, король Хеллроса, владыка демонов и твой отец! И я не потерплю, что бы полукровка смог стать наследником моего трона! Либо ты изгоняешь свою золотую шлюху, которая несёт в себе этого ублюдка из нашего мира и находишь себе ДОСТОЙНУЮ жену, либо я изгоню вас обоих!
— Я понял тебя отец, я ухожу! Сам рожай себе другого наследника! Но не забывай, что однажды Я, Велиал пятый, полноправный принц Хеллроса и твой первенец, приду и заберу себе то, что принадлежит мне ПО ПРАВУ!
— ПОШЁЛ ВОН, ПОКА ЕЩЁ МОЖЕШЬ РАЗГОВАРИВАТЬ, НЕДОНОСОК! ЧТО БЫ ГЛАЗА МОИ ТЕБЯ НЕ ВИДЕЛИ!
* * *
— Пришло время тебе рассказать, кто ты есть на самом деле, сын. Готов ли ты услышать мою историю? — Спросил Велиал пятый.
— Да, отец, я готов!
* * *
— Но разве мы сможем вдвоём захватить целый мир, отец? Ты сказал, что мой дед невероятно силён. Если демоны нам и правда в подмётки не годятся, пусть их там целые орды, то как мы справимся с полубогом? — Опасливо спросил Велиал шестой у своего отца.
— Не захватить, а вернуть то, что нам принадлежит по праву! Не подменяй и не путай понятия, сын! Поверь, мы сможем одолеть моего отца и твоего деда. И как только мы это сделаем — все демоны подчинятся нам. У них просто не будет другого выбора.
— Но как мы это сделаем? Я не совсем понимаю, отец!
— Ну ты же не думаешь,