Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
1 февраля 1831 года. Но все три года евреи не сидели сложа руки, постоянно кормили петербургских чиновников, что и сыграло свою роль. Совет министров с согласия императора продлил срок выселения еще на два года. По истечении этого срока киевские евреи подали в сенат новое прошение: «Считаясь в течение многих лет жителями города Киева, мы отвыкли от так называемой „черты“ настолько, что к нам относятся там, как к чужим, так что мы лишены возможности где бы то ни было устроиться вне Киева. Если указа от 2 декабря 1827 г., как выражением Высочайшей воли, никоим образом нельзя изменить, то умоляем отвести нам для поселения особый участок за городом на берегу Днепра, село Лыбедь». К этому времени враждебно настроенного к евреям Желтухина сменил новый более либеральный генерал-губернатор Левашов. Он ответил: «Признавая оставление евреев в Киеве полезным в том отношении, что они, при умеренности и простоте жизни, имеют возможность продавать товары гораздо дешевле, так что решительно можно сказать, что с высылкой их многие товары и изделия не только вздорожают, но и вовсе невозможно будет их иметь. Поэтому нельзя не предпочесть пользы жителей личным выгодам, ожидаемых христианским купечеством от удаления евреев». Ответ Левашова произвел большое впечатление в Совете министров и повлиял настолько, что в докладе, представленном Николаю І, министры высказались за удовлетворение ходатайства киевлян-евреев о предоставлении им особого места для поселения на окраинах Киева, а в случае отказа императора срок был бы продлен на несколько лет. На докладе Совета министров Николай І собственноручно начертал: «Согласен продлить срок выселения евреев из Киева до 1 февраля 1835 года, но ни в коем случае не соглашаюсь предоставить им для поселения расположенное за городом село Лыбедь». Вообще на то время это было не село Лыбедь, а небольшой хутор, расположенный где-то в районе Совских прудов. Эта резолюция успокоила еврейское население города, и они не спешили продавать свои дома и ликвидировать имущество и при наступлении таки грозного февральского дня.
В. В. Левашов. Худ. Джордж Доу, ок. 1825 г.
Когда же было объявлено о выселении, они вынуждены были отдавать свое имущество за бесценок. Пострадавшие и униженные, оставили евреи город, где жили их деды-прадеды. Всего нескольким купцам «всемилостивейший государь» разрешил остаться до окончания подрядных работ по постройке Печерской крепости и здания университета Св. Владимира. Исполнение этой неприятной процедуры выпало на нового военного губернатора Бибикова, который почувствовал недоброжелательное отношение Николая І к евреям, проявил особое усердие в выселении, не разрешая оставаться хотя бы на несколько дней больным и роженицам. Ревностный администратор приказал препятствовать пребыванию этих несчастных людей в городе. Лишь по уважительной причине у «незаконного гостя» отбирали паспорт, который отсылался в полицию, а предъявителю выдавался особый билет на день-два, в исключительных случаях на пять дней. На билете ставился номер губернаторской канцелярии. Только тогда еврею разрешалось дышать киевским воздухом, да и то в специальных заезжих дворах, один располагался на Подоле, второй – в Лыбедской части. После 10 часов вечера покидать его пределы запрещалось. Интересно, что хозяином мог быть только православный киевлянин. Покупать пропитание постояльцы этого «гетто» могли исключительно у хозяев дворов, которые старались устанавливать свои и высокие цены. Поэтому арендная плата за гостиницы на торгах с 3600 руб. в год вскоре поднялась до 6500. Кроме обдирания жильцов этой своеобразной тюрьмы, арендатор имел право остановить еврея на улице и спросить у него пропуск, и если при нем его не оказывалось, то обязан был тащить его в полицию, а там после побоев и опустошения кошелька его выгоняли восвояси. Но, несмотря на такие утеснения, по данным полиции, ежегодно в Киеве перебывало до 40 000 лиц иудейского вероисповедания. Выкрестов, то есть евреев, ставших православными, эти ограничения не касались. Они были свободны в своих передвижениях. Слухи о предполагаемых льготах не нравились киевлянам. Один из них писал: «1833 г, 14 июня киевский лавник Миславский с И.И. Ходуновым выехали из СПб от киевского общества ходатайствовать перед высшим начальством, о недозволении евреям селиться в г. Киеве на жительство по силе указа. Прибыли 24 июня, выехали 4, а прибыли 14 августа с приятным окончанием в пользу общества». Запрещение постоянного жительства евреев в Киеве продолжалось 23 года.
Императорский университет Св. Владимира. Фотография 1911 г.
Вместе с тем Комитет, учрежденный для составления Положения о евреях, выполнил поручение, утвержденное Государственным Советом в 1835 году Положение охватывало все стороны еврейского быта от места жительства. В район поселений евреев входила и Киевская губерния, где живущие в городах и умеющие писать по-русски допускались к избранию в члены городских дум, магистратов и ратуш, «исключая Киев и Вильно». Со своей стороны, в 1839 году Бибиков предложил ряд мер против евреев. Их рассмотрел Комитет и с 1843 года появилось несколько постановлений, по которым кагалы отменялись, особая одежда евреев запрещалась, от шинкарства в селах и деревнях они были отстранены; издано положение о евреях-земледельцах, а также о еврейских учебных заведениях. Какое впечатление произвел указ о введении общей одежды? Молодые евреи с явным удовольствием ухватились за возможность отказаться от позорного знака отличия.
Особенно радовались молодые женщины отмене бритья головы при замужестве и необходимости носить парики, которые нередко переходили от поколения к поколению и имели ужасное антисанитарное состояние. Религиозно-фанатично настроенные восприняли указ как посягательство на их религиозную свободу и охотно платили акциз за право носить национальную одежду и пейсы. Из-за этих притеснений в крае распространились воззвания сионистов за подписью L. S. Siegfrid Justus I, освободителя и искупителя Израиля, посланного Богом для сооружения храма в Иерусалиме, с приглашением к пожертвованиям и выдачей дипломов на завоевание Палестины.
* * *
Более всего Николаю I коробили душу поляки, готовые за свою независимость проливать кровь во всем мире от гор северной Испании до полей Южной Америки. Не верил он заверениям польской знати в своем верноподданстве, и напрасно. Все польские аристократы, объединившись в модные тогда масонские ложи и кружки, мечтали только об одном: о сохранении своих богатств и влияния в обществе. Зачем им «Ойчизна», если у них уже всё есть! Пусть шляхта и быдло борются за свою родину, которая порабощена тремя державами, – это им нужна свобода и нормальная жизнь. Это богатым во все времена были абсолютно лишние великие потрясения. Не вникая в особенности национального характера, Николай I повелел всем полякам поменять свои разношерстные национальные костюмы, присвоенные дворянским чиновникам, на гражданские мундиры. Император это «неподобство» увидел на балу, данном дворянством и чиновниками 1 июня 1830 года. Николай I возмущенно воскликнул: «Костюм или мундир, издревле членами
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
