тоже шли, Прохор Милорадович, - посоветовал Василий Харитонович юноше, словно служившему живым воплощением вселенской скорби и краха бытия, - костюм бы для бала посмотрели, матушка-то Ваша, поди, их уж две дюжины отобрала, не меньше. Да под каждый туфли, платки шейные и жилеты.
Прохор Милорадович головой качнул, губы сжал упрямо:
- Я не пойду на бал.
- О как, – прохрипел Фёдор Иванович, разводя руками и чуть не теряя равновесие.
Василий Харитонович вздохнул, присел рядом с юношей и отечески положил руку ему на плечо:
- Послушайте меня, Прохор Милорадович, хотя сказанное мной, возможно, и не будет Вам приятно. Вы любите госпожу Игнатовскую?
На лице Прохора отразилась мука смертная, черты лица исказились, из побелевших, напряжённых губ с трудом пробилось:
- Да…
- В таком случае Вы обязаны, слышите меня, просто обязаны во имя любви быть на балу, - Василий Харитонович буравил Прохора Милорадовича непривычно тяжёлым требовательным взглядом, - и не просто неупокоенной тенью блуждать по залу, а веселиться, чтобы никто, даже самый пристальный и предвзятый наблюдатель, не смог угадать, что у Вас на душе.
Несчастный влюблённый нервно облизнул пересохшие губы:
- Зачем? Никому и дела не будет до того, где я и что со мной.
Василий Харитонович выразительно поджал уголки губ и поднял глаза к потолку, словно вопрошая небеса, за что они послали ему такого недогадушку. Тем не менее, ругаться не стал, ответил нарочито мягко, словно с больным ребёнком говорил:
- На самом деле, всё очень даже просто. На Вашу ненаглядную искушались. - Прохор Милорадович от этих слов так и вскинулся, Василий Харитонович жёстко пригвоздил его к месту, хлопнув ладонью по колену и коротко рыкнув, - Сидеть! Своей истерикой Вы никому не поможете, только всё окончательно и бесповоротно испортите. И именно поэтому, чтобы неведомый пока душегуб не смог ничего заподозрить, Вы и должны блистать на балу. Иначе убийца поймёт, что Ваши чувства к Ольге не простая сиюминутная прихоть, а пылкая страсть, и тогда… - Василий Харитонович глубоко вздохнул и ровным, будничным тоном, словно речь шла о покупке новой сбруи, закончил, - тогда он убьёт её.
- Я буду охранять Ольгу, - прохрипел Прохор, дёргая душивший его воротник.
Василий Харитонович опять с видом великомученика поднял глаза к потолку:
- Ольгу, вне всякого сомнения, будут охранять, но совершенно точно не Вы. Не искушайте судьбу, не провоцируйте злодея на новый удар, если Ольга Вам действительно дорога. Доверьте свою любушку бдительности слуг, но сами даже намёка не подавайте, что Вам есть до неё хоть малейшее дело.
Прохор Милорадович опять облизнул губы, неуклюже поклонился:
- Благодарю Вас. Наверное, вы правы… Я… сделаю всё, как Вы сказали…
Василий Харитонович не успел порадоваться такой покладистости, как Прохор нанёс ему тяжкий удар:
- Это моя матушка, да?
Василий Харитонович, опытный карточный игрок, в чьей жизни было всякое и далеко не всегда вмещающееся в жёсткие рамки закона, привыкший держать удар и способный не теряя благодушие сорвать крупный куш и тут же спустить его, невольно вздрогнул:
- Что? Причём тут Ваша матушка?
- Это она напала на Ольгу, - отчётливо, словно вбивая гвозди в крышку гроба, отчеканил Прохор Милорадович. – Вы это знаете, но прямо не говорите.
Юноша впился взглядом в собеседника, ища хоть малейшего подтверждения своей страшной догадке, но Василий Харитонович уже полностью овладел собой. Он недрогнувшей рукой налил Прохору коньяку, протянул ему рюмку и беспечно пожал плечами, укоризненно покачивая головой:
- Право слово, меня начинают пугать нравы современных молодых людей, они допускают самые страшные подозрения в отношении родных и близких. Вам должно быть стыдно, юноша, Ваша матушка искренне любит Вас и желает Вам только добра.
Прохор Милорадович залпом осушил рюмку, с непривычки зажмурился, с трудом восстанавливая сбившееся дыхание, и прохрипел:
- Благодарю Вас, Василий Харитонович. Я всё исполню, как Вы сказали.
Чуть пошатываясь, юноша отвесил поклон и вышел, оставив Василия Харитоновича в кабинете в гордом одиночестве, если не считать уютно свернувшегося на полу калачиком и похрапывающего Фёдора Ивановича, пробудившегося и распахнувшего ясные, не замутнённые алкоголем глаза сразу же после того, как дверь закрылась.
- А мальчик-то не так глуп, как кажется, - Колокольцев сел, с лёгким стоном растирая затёкшие ноги. – Быстро понял, откуда ветер дует.
- Ты же знаешь, я не люблю огульных обвинений, - недовольно откликнулся Василий Харитонович, покачивая рюмку коньяка, но не делая ни единого глотка.
- Да ладно тебе, - отмахнулся Фёдор Иванович, - если бы ты ничего такого не думал, то комедии бы не разыгрывал. И меня, дурака старого, в свою компанию не пригласил бы.
- Если тебя что-то не устраивает, ты можешь в любой момент отказаться, - ровным тоном заметил Василий Харитонович.
Колокольцев звучно плюнул на ладонь, скрутил кукиш и сунул его под нос своему собеседнику, ещё и потряс для наглядности:
- Накося выкуси. Я, конечно, может и дурак сивогривый, мне до Ваших, господин капитан полковой разведки, кунштюков далеко, но я тоже не в канаве родился и не такой дурак, что ложкой в рот попасть не могу. Одной недели в этом милом доме достаточно, чтобы понять, что дверь на ночь надо запирать, а под подушкой револьвер держать.
Василий машинально поднёс рюмку к губам, но пить не стал, на балу, где планировалось много гостей, а значит возрастала и опасность, следовало сохранять голову ясной, а движения чёткими:
- Самое мерзопакостное, что я так и не знаю, кто на Лизу искушается, даже не уверен, что это не случайности, а именно чей-то злой умысел.
Фёдор Иванович печально вздохнул:
- Да, что и говорить, хитёр гад, осторожен, но полковая разведка ему натянет хвост на уши, а? Раз он у нас в разнос пошёл и на Ольгу искусился.
Василий Харитонович строго посмотрел на господина Колокольцева:
- А ты уверен, что это не Елена Степановна от возможной постылой невестки избавиться пыталась?
Фёдор Иванович хмыкнул, голову почесал:
- А чёрт её, прости господи, знает. У Елены Степановны нрав боевой, она же чисто амазонка, за сына не дрогнув любого на кружева порвёт и не поморщится. Могла она Ольгу толкнуть? Да запросто, только, спрашивается, почему именно в тот вечер решила с ней расправиться? Чего ради ждала-выжидала?
Василий Харитонович согласно кивнул, вздохнул тяжело, словно неподъёмный валун в гору катил и даже секунды роздыха себе позволить не мог:
- Вот то-то и оно. Опять же, Елена
