Но я счел его предложение достаточно разумным и оставил руки неприкрытыми, чувствуя себя так, словно разгуливаю нагишом на званном обеде, и на меня пялятся все приглашенные.
Вишни стояли голые, серые и словно облитые ледяной водой. Над ними возвышался пирамидальный храм Лунной кошки. Он был самым крупным, но не единственным в Рапгаре. Еще два храма, куда более скромных размеров, располагались на северном берегу, но не шли ни в какое сравнение со зданием, к которому я направлялся. Сложенная из глыб розового гранита, с арочными пролетами окон, с колоннами в форме кошачьих лап, пирамида довлела над всем Кошачьим приютом, и ее острый трехгранный профиль был отлично виден даже с северного берега.
Я задрал голову, наблюдая, как с вершины здания взлетела голубиная стая, испуганная звуками тяжелого гонга.
— Подожди мряуня, пожалуйста, здесь. Чтобы провести тебя внутрь, понадобится разрешение. Это мряуожет занять какое-то время.
Он взметнул мантией лежащие на дорожке листья, поднялся по ступеням и скрылся в здании.
— Если нас пропустят, я наконец-то удовлетворю свое любопытство, — произнес Стэфан. — Помню, я еще твоего деда подначивал хотя бы одним глазком взглянуть на Круг Когтей…
— Зачем тебе это? — с некоторым недоумением спросил я, разглядывая барельефы, изображавшие множество кошек.
— Из практического любопытства, мой мальчик. Несмотря на преклонный возраст, я все еще стараюсь узнавать что-то новое.
Я недоверчиво хмыкнул. На мой взгляд, амнис и так знает все на свете.
Мяурры в дверях храма, вооруженные ритуальными резными посохами, увенчанными стальными шипами и когтями, с интересом поглядывали на меня. Анхель нетерпеливо излучала эмоцию за эмоцией, в основном говорящие о крайней степени нетерпения и некоторой доле неодобрения, что я затеял весь этот сыр-бор ради Эрин.
Маленькую площадь перед храмом то и дело неспешно пересекали прогуливающиеся кошки. Зверьки ничего не боялись и чувствовали себя как дома. Одна из них, черепахового окраса, проскользнула мимо меня, таща в пасти упитанную крысу, хвост которой волочился по земле.
— Представляю, как разочарован шпик эр’Дви, — со злорадством произнес Стэфан. — Его, в отличие от тебя, задержали на входе.
— Знаю, — вяло ответил я.
Те же самые господа, от которых я смылся вчера, сегодня с утра хвостом сопровождали меня от самого моего дома. Я счел их неопасными и совершенно не досаждающими мне и выкинул из головы. Когда меня покинул Талер, один из соглядатаев увязался за ним, а второй остался со мной, лишь для того, чтобы отстать возле храма Лунной кошки.
Вновь ударил гонг, его звон растекся по осеннему саду, всколыхнул голые ветви вишен и затих на очень высокой ноте, дрожа, словно потревоженная струна малозанского музыкального инструмента. Очень печальный звук, если подумать. Словно внезапно оборвалась чья-то жизнь.
Мряшал вернулся минут через десять в сопровождении серо-полосатого мяурра с плоской мордой и зелеными глазами. Тот не счел нужным представляться, по встопорщенным усам и прижатым ушам было видно, что кот не слишком доволен сложившейся ситуацией.
— Позвольте взглянуть на ваши руки, чэр, — сипло попросил он меня.
Тон у него было невежливый и раздраженный. Я вопросительно взглянул на Мряшала, но тот сделал мне знак не обострять ситуацию.
— Да. Хорошо. Вы мряужете пройти, чэр. Воля Лунной кошки выше законов мряурров.
Он развернулся, поднялся по ступеням, что-то сказал охранникам и скрылся в храме.
— Кто наступил ему на хвост?
Мряшал закашлял, что у его племени означало смех:
— Лучшая шутка за неделю, Тиль. Не обращай внимряуния. Он всегда такой.
— А что за разговоры о воле Лунной кошки? — с подозрением произнес я. — Надеюсь, внутри меня не отправят на ритуальное заклание?
— У мряурров есть закон, по которому ни один инородец не мряуожет быть на Круге Когтей. Он соблюдается. Но в то же времряу уже был нарушен больше пяти раз, пока прайды живут в Рапгаре. В книге мряолитв, которая досталась нам от первых, встретивших Лунную кошку, есть строки, где она молит своих неразумряуных детей быть чуткими к тем, кто стоит на пороге встречи с ней.
Он сделал жест, приглашая меня подняться в храм.
— Мы не в праве отказать, если только это не влечет опасность нашемру народу. К тому же наши священники считают, что, такие как ты, мряуогут привести богиню, а для нас это бесценно.
— Чтобы ее привести следует умереть. Этого я делать не собираюсь. Во всяком случае, сегодня.
— Вне зависимости от твоей смерти ее благословение снизойдет на это святое мряуесто.
Я перестал вникать в теологические представления мяурров, сочтя их сейчас не слишком важными для меня. Сразу после входа мы попали в огромный зал, купол которого уходил высоко вверх, здесь пахло лунным корнем и слышалось приглушенное пение. Прежде чем я успел рассмотреть в полумраке хоть что-то, Мряшал толкнул дверцу в стене и по извилистой лестнице привел меня в небольшую ложу, где с балкона открывался вид на зал.
— Жди здесь. С тобой поговорят, когда найдут времряу. Я приду за тобой.
Шурша мантией, он скрылся.
В помещении, куда меня привели, была лишь маленькая деревянная скамеечка. Я сел, положил руки на перила балкона и стал смотреть вниз.
Зал в форме эллипса, как я уже говорил, был огромным и, казалось, впитывающим в себя свет. Окна, находящиеся на дальней от меня стороне, по чьему-то приказу закрыли непроницаемыми для солнечных лучей щитами, и густой полумрак в помещении не могло разогнать пламя двух жаровен, что стояли по бокам от высокого, похожего на трон, резного кресла.
Впрочем, все быстро изменилось, когда четыре десятка мяурров внесли в зал большие факелы на длинных бронзовых шестах. В полу оказались специальные пазы, куда воткнули шесты, и свет огня разогнал тьму в центре помещения. Стала видна площадка, приблизительно тридцати футов в диаметре, ограниченная белым меловым контуром. Ее, словно крылья, охватывали трибуны. Лишь первые ряды были прекрасно различимы, все остальные, уходящие к потолку, скрывались в полумраке. Судя по шорохам и шепотку, все места оказались заняты мяуррами, и я не сомневался, что сегодня здесь собралось все взрослое мужское население Кошачьего приюта.
Среди тех, кого я мог увидеть на достаточно хорошо освещенных трибунах, была совершенно разношерстная публика в буквальном и переносном смысле слова. Каждый прайд, каждая семья этого племени отличается друг от друга по множеству внешних признаков. Разные морды: узкие и широкие, плоские и вытянутые, похожие на тигриные или львиные, или еще на два десятка других представителей дикого кошачьего племени, населяющего наш мир. Разная шерсть: пушистые, короткошерстные, черные, белые, рыжие, полосатые, пятнистые. Разная длина и форма хвостов, лап и ушей. Все эти признаки говорили
