В форте Аламо несколько сотен защитников противостояли армии в несколько тысяч солдат.
В 1836 г. Техас был частью Мексики. Однако там обосновывалось все больше североамериканских поселенцев, их сопровождали чернокожие рабы.
По призыву одного из поселенцев, Сэма Хьюстона, остальные, решив, что их стало достаточно много, решили провозгласить автономию от мексиканского правительства (стремившегося еще тогда, задолго до войны 1861 г., отменить рабство).
Мексикой руководил тогда генерал Антонио Лопес де Санта-Анна, называвший себя «Наполеоном Нового Света». Он решил собрать пятитысячную армию и усмирить с ее помощью североамериканских бунтовщиков, требовавших независимости.
Колонны Джеймса Боуи и Уильяма Трэвиса взялись укрепить бывшую католическую миссию близ Сан-Антонио под названием Форт Аламо и тем самым преградить путь Санта-Анне. С помощью знаменитого траппера Дейви Крокетта они собрали маленькую армию в 187 человек и организовали в этой крепости оборону против мексиканцев.
Осада началась 24 февраля 1836 г. и длилась тринадцать дней. Первые две атаки были отражены. В третий раз мексиканцам удалось забраться на стену форта и принудить техасцев укрыться в постройке внутри.
Утром 6 марта мексиканцы ворвались туда в результате ночной атаки, колонны, предупрежденные об атаке, бились до последнего, но поголовно полегли.
Однако их самопожертвование помогло замедлить наступление Санта-Анны.
После битвы за Аламо мексиканская армия продолжила двигаться на север, но было уже поздно. Во время осады, 2 марта 1836 г., Техас провозгласил независимость и назначил президентом Сэма Хьюстона.
Санта-Анна наступал со своей армией, но через несколько дней девятьсот техасцев под командованием Сэма Хьюстона внезапно атаковали его в Сан-Хакинто с криком «Отомстим за Аламо!» Двести мексиканцев были убиты, шестьсот попали в плен. Генерал де Санта-Анна бежал и признал независимость Техаса.
Энциклопедия абсолютного и относительного знания.
61. Армагеддон: сражение сражений
Начинается новый день, а миллионы крыс никуда не делись.
Судя по изображениям со снующих над ними дронов, их стало чуть меньше, зато они воспользовались темнотой, чтобы восстановить силы.
Неубиваемое воинство!
Этим утром нет ни дождя, ни града.
Микрофоны на дронах записывают кашель и чихание крыс, но я не знаю, чем это вызвано – «моим» вирусом «Вавилон» или всего лишь дождем и холодом.
Потом раздается свист, и новая волна крыс устремляется в атаку.
Как и накануне, численность помогает крысам преодолеть передовые рубежи нашей обороны, потом их авангард начинают косить автоматические пулеметы. Тем не менее некоторым удается прорваться и кинуться на стеклянную стену.
Мы видим через прозрачное стекло, как крысы строят горы из трупов, чтобы добраться до вершины стены.
Кажется, им уже недостает бодрости, и заползших на вершину без всякого труда уничтожают наши «косари».
По уцелевшим даже после этого люди открывают огонь из всего наличного оружия. Это приносит результат, но убитых врагов тотчас сменяют живые.
Бой набирает обороты.
Натали хватает ручной пулемет, но орудует им довольно неуклюже. Рядом с ней палит из пистолета Роман. Хиллари Клинтон издали целится из базуки в колонну крыс, Марк Рэйберт, не встающий из инвалидного кресла, подает ей боеприпасы. Генерал Грант жжет крыс пламенем из огнемета, не выпуская из зубов трубку и сыпля ругательствами.
Даже кошки с собаками творят чудеса храбрости.
Анжело, естественно, дерется в первых рядах.
Похоже, мне тоже не отсидеться.
Война плоха тем, что помимо моральной дилеммы (не люблю останавливать энергию жизни других, кем бы они ни были), в ней еще есть проблема мышечной слабости.
Убивать – утомительное занятие.
Мы пускаем в ход наши когти, наши зубы, всю нашу ярость.
Но их слишком много. На месте одной убитой крысы вырастают сразу десять.
Я приближаюсь к своему сыну, чтобы его защитить, но ему это вроде бы не нужно. Он действует ритмично и стандартно: удар правой лапой, удар левой лапой, укус. Следующая!
Я же подхожу к каждому новому случаю индивидуально.
Что меня мучает, так это то, какой липкой стала моя шерсть от крысиной крови: вы меня знаете, я не выношу пятен и грязи.
Не знаю, как воюете вы, но мой подход – не слишком выкладываться эмоционально.
Только без страха и без злобы! Ни в одном моем движении нет ничего личного, есть только необходимость действовать, чтобы выжить.
Но я все же не предвижу счастливого завершения всей этой истории. Я дерусь без особой надежды. Но тут вдруг начинает происходить кое-что новенькое.
Две крысы подрались друг с другом.
Наконец-то! Вот и первый конфликт грызунов между собой. Неужели «Вавилон» начинает действовать?
Сначала это выглядит как исключение, но вскоре число дерущихся возрастает.
Напор на нашу линию обороны резко ослабевает.
Конфликты между крысами множатся на глазах.
На тех, кто атакует меня, бросаются другие крысы, почему-то решившие меня защитить.
Схватка под стеной превращается в хаос, люди и кошки дерутся с крысами, а крысы при этом дерутся со своими же соплеменницами.
Я ретируюсь с поля боя и залезаю на крышу, чтобы обозревать картину сверху.
Помнится, я читала в РЭОАЗ, что в 1515 г. в знаменитом ночном бою при Мариньяно французы и швейцарцы не узнали друг друга в снегу. Французы убивали французов, швейцарцы швейцарцев – по ошибке, из-за плохой видимости и отсутствия связи.
Наутро подоспели венецианцы, и с их помощью французы одержали победу.
Интерес к людским баталиям, накопившимся в моей памяти, приносит мне пользу. Бой внизу окружает меня, как настенная фреска. Как тут не вспомнить чудесную картину Иеронима Босха «Ад»!
Я в аду. Крысы – это черти.
Как ни странно, среди всего этого насилия, среди криков и крови мне хочется отрешенно слушать музыку. Я нахожу в РЭОАЗ, висящей у меня на шее, «Аве Мария» Гуно в исполнении Каллас.
