Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Скорпион ударил еще раз, сломав зубец левой клешни. Мелькая быстрее молнии, жало искало щель, брешь, уязвимую слабину, куда тварь могла бы влить толику яда – и не находило. Кора летела клочьями, обнажая бледно-розовую древесину. Там, где внешний слой уступал напору клешней, сползая длинными волокнами, плоть банга делалась темно-вишневой, подобной густому вину, и эта оборона стояла насмерть.
Рой разъяренных пчел отделился от скорпиона. С жужжанием пчелы вознеслись в гущу ветвей – и упали обратно, сшибленные на лету упругими хлыстами. Любимый ученик, Амброз лучше других знал привычки своего учителя. Зачиная и взращивая Стихийный Облик, первым делом он думал о губительном рое Н'Ганги; наконец-то Амброзу довелось проверить догадки юности на деле – и возблагодарить веселого бога Шамбеже за милость.
Нижняя ветвь, крепкая как боевой молот, перебила скорпиону хвост. Тварь завертелась волчком, шипя с присвистом. Вокруг нее начал было формироваться дракон, но увял, когда другая ветвь едва не снесла ему голову. Банг качнулся вперед, наступая, корни дерева взломали пол вокруг себя. Приученные вместе с соками всасывать песок и мелкие камешки, эти корни брали из недр горы все, что укрепляло ствол. Ветки пытались схватить верткого скорпиона, вскинуть к своду пещеры – и расшибить об пол. Казалось, вот-вот Амброзу это удастся. Но в последний момент, едва дюжина тонких, длинных прутьев обвила врага у основания хвоста, а три более толстых прута внедрились под щиток, закрывающий головогрудь – правая клешня взлетела вверх, превращаясь в топор. Скорпион поднял переднюю часть – выше, еще выше! – хитин поблек, делаясь светло-голубым, грязным по краям, с блестящими прожилками…
Ледяной гигант с ревом взмахнул топором.
Они сшиблись: дерево и дровосек. Дождем сыпались листья; ядрами, пущенными из катапульт, осколки льда били в стены. Лезвие топора, звеня, отсекало ветви, хлещущие великана по лицу. Корни обвивали щиколотки лесоруба, он трижды падал, но чудом поднимался. Топор выщербился, став похож на чудовищную пилу. На уровне живота гиганта ствол, что заменял Амброзу туловище, был искромсан без жалости. Древесина прочней железа, которая устояла против скорпионьих клешней, мало-помалу сдавалась черной льдине топора. Надсеченные волокна торчали грубой коростой, бородой цвета запекшейся крови. Часть листвы пожухла; странным образом это напоминало седину, когда молодой еще человек, пережив кошмар, видит в темной копне своих волос прядь из серебра.
В последний момент, когда ствол уже готов был надломиться, титаническим усилием Амброз толкнул себя вперед. Боковые, краями торчавшие вверх корни напряглись, будто мышцы смертельно раненого силача, усиливая толчок, и банг врезался в гиганта всем своим весом. Так сельские драчуны, измочалив друг друга до последней степени, наскакивают петухами: грудь в грудь, уронив руки к земле.
Хруст заполнил пещеру без остатка.
Чудилось, что сломались корни самой горы, что невероятная махина земли и камней сейчас тронется с места, разрушит по ходу близкий город – и сползет без остановки в холодное море. Даже старуха, чьи слепые бельма от возбуждения грозили вылезти из орбит, а ноздри с жадностью принюхивались к едкому поту гиганта и древесному соку, льщемуся из ран банга – даже она, забыв про четки, с суетливостью насекомого отскочила прочь. Люди же – откуда и силы взялись? – давно забились под защиту каменного дракона, скалившего клыки на незваных гостей, и боялись выглянуть из-за постамента.
Гигант упал на колени, выронив топор. Левое плечо его раскрошилось до самого локтя. Рыхлой шугой лед хлынул на пол, сверкая в лунном свете. Правой рукой гигант обхватил взбесившийся банг, не удержал – и вместе с деревом повалился на базальт, нагревшийся во время битвы. Ветки цеплялись за тело поверженного врага, корни опутывали щиколотки и голени; навалившись на гиганта, павший, но непобежденный Амброз трясся, стараясь тяжестью ствола расколоть ледяную плоть. Гигант ревел, храпя громче табуна жеребцов; кулаком уцелевшей руки он наотмашь колотил по взбесившейся массе ветвей, ломая узловатые сочленения. Лицо его утратило сходство с человеческим. От носа остался уродливый обломок, рот превратился в полынью. Глаза заплыли, под каждым чернели дряблые опухоли – такие нарастают зимой, в лютый мороз, по краю сточной канавы.
Треск ломающихся веток, треск колющегося льда – от этого можно было потерять рассудок. Но разум гиганта, если ему нашлось место в деформированном, убогом черепе, подсказал хозяину: кулаком делу не поможешь. Оставив бесплодную войну с ветвями, принимая на себя удары ствола, гигант высвободил руку из-под банга. Он шарил вокруг в поисках топора; пальцы судорожно дергались, ища рукоять. Свет луны превращал бойцов в единое, вздрагивающее от конвульсий существо. Когда гигант наконец отыскал вожделенное оружие, в пещере потемнело. Шкура леопарда выцвела, часть пятен слилась в мрачную кляксу. Тучи, способные затмить луну, были здесь ни при чем – и гортанный клекот, несшийся сверху, еще раз подтверждал это.
В световой колодец, расположенный над каменным драконом, билась птица, непохожая на птицу. Колодец не позволял рассмотреть тварь целиком. Взгляду представала грудь, выпяченная острым клином, кожистое крыло, голова на длинной, голой шее, проникающая в отверстие. Впору было поверить, что дитя мертвых эпох рвется в пещеру сквозь время и пространство, желая принять участие в схватке. Когда птица опять ударилась о свод, в колодец с ее спины соскользнул человек – и, бескрылый, ринулся вниз, чтобы найти на камнях свою смерть. Раскинув руки, он падал в разинутую пасть стража пещеры, прямо на аметистовые клыки, но в последний миг извернулся, вспыхнув так, что зрячие взвыли от боли, а слепая старуха выронила четки и обеими ладонями закрыла бельма, трясущиеся как студень.
Огненная саламандра приземлилась на все четыре лапы.
Прыжок, и живое пламя накрыло старуху. В огне, красном и желтом, пробились черные пятна. В них корчились, гримасничали от боли лица, в которых легко узнавались Талеловы ученики. Пещера стала печью, от жара плавились сталактиты. Зубовный скрежет перекрыл и рев гиганта, и треск веток банга. Рты горящих учеников коверкал вопль, один на всех; саламандра извивалась, не позволяя добыче ускользнуть.
Взмахнув топором, гигант вывернулся из-под дерева. Но прийти на помощь старухе он не успел. Последним рывком подавшись вперед, в огонь, банг вспыхнул – сперва кроной, а там настала очередь ствола. Заключенный между двумя кострами, гигант споткнулся на бегу. Ноги его начали таять, колени подломились, и облик Осмунда Двойного рухнул на пол скользкой грудой льда. С шипением талая вода превращалась в пар. Облако заволокло место сражения, в нем дрожали зыбкие силуэты, плясали языки огня – ад сошел в недра горы, и все это длилось вечность.
Огонь, вода, смерть.
3.
– Гордыня, – прохрипел Амброз.
Он умирал, и умирал скверно. Тело опального мага обожгло так, что местами это был уголь. Древесный уголь – в несчастном смешались банг и человек, два облика, которые уже не распутал бы самый ловкий мастер по узлам. Лицо Амброза, по странной прихоти судьбы, осталось невредимым, и дико было видеть это счастливое, улыбающееся лицо в сочетании с агонизирующей плотью. Даже боль не могла стереть улыбку, как ни старалась.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
