плечами.
— Либенфельс так полагал. Возможно, он был не прав. Если бы вы позволили мне заглянуть…
Ещё одно движение в сторону книги.
Барченко намёк проигнорировал.
— А откуда вам это стало известно?
— В руки английской разведки попали трое сбежавших из замка фамиларов. Один из них, насколько я понимаю, присутствовал при гибели Либенфельса, и мне позволили с ним побеседовать. Уникальный, надо заметить, случай — этот юноша, единственный из девяти, знал о предстоящей ему участи, и ничуть против неё не возражал. Более того — ждал с нетерпением, полагая это главной целью своего существования. Он, видите ли, вбил себе в голову, что его сознание будет существовать и после «слияния», как независимая часть грандиозной личности «вождя».
А может, это Либенфельс ему внушил? — спросил Гоппиус.
— Вполне возможно. Это бы объяснило, почему Гейнц — так зовут этого парня — так хорошо осведомлён о его планах.
Услыхав имя фамилара, я непроизвольно дёрнулся. Мы видели его — в том роковом зале, на верхушке башни в замке Либенфельса. Только тогда этот малый больше походил не на носителя магической ауры, которой предстояло в ближайшем будущем стать частью разума Сами-Знаете-Кого, а на сгусток паники, истерики, животного ужаса.
…может, зря мы его тогда не шлёпнули? Мелькнула ведь такая мысль, мелькнула… Но тогда и не узнали бы того, о чём так старательно рассказывает сейчас Кроули… если тот, конечно, не врёт. Но это вряд ли — зачем? Деваться-то ему всё равно некуда…
Алистера Кроули мы выудили из воды на месте падения подожжённого Егором «Саутгемптона» вместе с трупом командира английской авиагруппы, флайт-лейтенанта Роберта Ньюмэна. Похоже, англичане были настолько уверены в успехе, что даже не стали оставлять документы на авиаматке, что, вообще-то было бы логично при проведении секретной спецоперации. А вот у Кроули документов не оказалось — зато оккультиста сразу узнал Барченко, и надо было видеть, неподдельное изумление, возникшее на его бульдожьей физиономии!
Чуть позже узнал его и я — он оказался чрезвычайно похож на свою фотографию, виденную мной как-то в Интернете. Обычно на снимках Кроули облачён в ритуальные одежды, держит в руке жезл, меч, свиток, или ещё какой-нибудь атрибут своего чернокнижного мастерства, лицо имеет бледное, с чёрными кругами вокруг глаз. Но на том фото он походил на вполне респектабельного джентльмена средних лет — точь-в-точь, как сейчас, только вместо костюма-тройки с дурацкой бабочкой в крапинку он нацепил полувоенный френч цвета хаки, бриджи и высокие шнурованные башмаки с крагами. На пальце — массивный перстень, вроде тех, что носят выпускники элитных британских учебных заведений. Ни дать ни взять, джентльмен, собравшийся на сафари.
В данный момент один из самых видных идеологов оккультизма и сатанизма двадцатого века сидел в штабной палатке экспедиции и кололся до донышка. Кроме Барченко с Гоппиусом, при допросе присутствовала Елена, а вслед за ней в палатку просочился и я. Барченко, увидав это, хмыкнул, но выгонять меня почему-то не стал — или он рассчитывал применить какие-то ещё «особые способности» моей пассии, а мне, как обычно, была отведена роль усилителя паранормальной ауры? Оно и к лучшему, потому что узнал я здесь массу интереснейших штучек…
— Зачем тебе понадобился тут Блюмкин? — спросила Елена. — Или ты, и вправду, собираешься как-то его использовать.
Она присутствовала при том, как я, после окончания допроса Кроули долго излагал Барченко с Гоппиусом свои идеи. В том числе — и о том, что присутствие человека, последним подвергшегося воздействию аппаратуры, может оказаться полезным для её финальной калибровки.
— Видишь ли, они действительно собираются проникнуть за Порог в нематериальном, так сказать, виде, произведя обмен разумами с кем-то из гиперборейцев. Я теперь это точно знаю — и раньше подозревал, когда вместе с Гоппиусом налаживал установку, но теперь, после того, что сказал Кроули, убедился окончательно.
— А что он такого сказал? — недоумённо нахмурилась Елена.
— Так, кое-какие мелочи, детали, на которые ты попросту не обратила внимания. Ничего зазорного в этом нет — я в теме давно, и сразу понял, к чему они клонят. Понимаю, звучит, как болезненный бред — но Гоппиус уверен, что именно здесь ключ к успеху всей затеи. И Барченко, похоже, целиком с ним согласен.
Елена покачала головой. Если я и убедил её, то не до конца.
— Не понимаю… а зачем им тогда «мертвяки»? Барченко, что, не собираются отправлять их за Порог?
Я лукаво глянул на неё.
— А ты что, видишь где-то здесь… м-м-м… исходный материал?
— Нет, заключённые по-прежнему в Кандалакше, но их, вроде, собирались перебрасывать сюда самолётами, я тебе говорила… — она осеклась. — Ты тоже думаешь, что это всё Барченко делает только для отвода глаз?
— Я что-то не замечал, чтобы кто-то начинал строить тут бараки для содержания зэков. А ведь они понадобятся — ведь не прямо к работающей установке их будут подвозить, самолётами? Готовыми, так сказать, к дальнейшему употреблению?
Елена поморщилась. Похоже, моя шутка её покоробила.
— Ты здраво рассуди: это несколько десятков человек, которых надо где-то содержать, кормить, потом, доставлять небольшими партиями к установке… У нас для этого даже конвоиров нет — разве что, погранцов же со старшиной Ефимычем переквалифицировать в вертухаев, но и их слишком мало! Поставить какой ни то барак, забором его обнести, колючкой — куда ж в таком деле без колючки? доставить дополнительный контингент стрелков ГПУ для охраны, которых тоже, между прочим, тоже надо как-то устроить, завезти продовольствие для всей этой шоблы — сама прикинь, какой это объём работ! Да и самих зэков надо ещё сюда переправлять, а на это нужен не один рейс — тем более теперь, когда мы лишились двух бортов из трёх!
— Пожалуй, так оно и есть…. задумчиво произнесла Елена. — Выходит, я всё же была права, и Барченко затеял какую-то свою игру, сообщать о которой Бокию он не собирается. И что нам теперь делать?
— А ничего. — я пожал плечами. — Будем работать, как и раньше. Я вместе с Гоппиусом займусь монтажом установки, а ты пока подумай, как поскорее связаться с Аграновым. Может статься, что нам всё же понадобятся его оперативники.
— Чего тут думать? — удивилась женщина. Сегодня из Кандалакши прибудет второй «Юнкерс», с его пилотом и передам. Завтра днём депеша будет на месте.
Я кивнул. Два наших других гидроплана вшли из строя. ТБ-1 дожидался, пока бортмеханик
