заявление на освобождение отсюда. Комитет по военным перемещениям выпускает из подобных лагерей по тысяче человек каждую неделю. Все, что мне нужно, — это найти на воле работу и спонсора. Кого-то из девочек отправили в Мэн и Вермонт, но я не хочу работать какой-нибудь секретаршей, особенно где-нибудь на краю света. Я написала всем авторам статей обо мне в „Лайф“, „Вэрайети“ и „Голливудском репортере“, как, впрочем, и многим другим. Я слала письма крупным держателям ночного развлекательного бизнеса вроде Эдда Салливана, Ли Мортимера и Уолтера Уинчела. Многие из них ответили, что не могут или не хотят мне помочь. Но я не теряю надежды.
Искренне твоя
Руби.
Р. S. Спасибо за наличные. Я куплю на них шампунь и кондиционер. Всяко будет лучше соды, разведенной в воде, которую я использую, чтобы вымыть волосы. Я стараюсь не унывать, но, святые угодники!»
«Сан-Франциско, 10 июня 1944 года
Дорогая Руби!
Мне сегодня тоскливо. Я всю ночь не спала — у Томми была температура. А еще я так волнуюсь за Эдди! Ты видела в газетах фото высадки в Нормандии? Как наши ребята пробиваются по воде к берегу. Как же эти снимки меня напугали! Они напомнили мне то, что случилось на рисовом поле. Я смотрю на эти фотографии, и мне кажется, что я слышу приближение смерти. А вода… я так хорошо помню, каково это, когда тебе холодно и страшно. И этот плеск, и свекор, лежащей в воде вниз лицом… Стоит мне представить себе Эдди в подобных условиях…
А сегодня утром в газетах были фотографии раненых солдат. У некоторых все головы замотаны бинтами, только для носов и ртов оставлены маленькие щелки. А вдруг один из них — Эдди?
Прости за нытье,
Элен».
«Поезд до Денвера, 17 июня 1944 года
Дорогая Элен, здравствуй!
Я сижу в мягком вагоне поезда, двигающегося в Денвер, вокруг солдаты. Они играют в карты, пьют пиво и всячески мешают писать письмо. За окном — мокрый солончак, даже не о чем написать. Говорят, что, как только дорога пойдет в гору, откроются очень красивые виды.
Помнишь, Эдди рассказывал, что актеры — прирожденные бродяги и что, как только ты попадаешь в шоу-бизнес, сразу начинаешь кочевать по всей стране, только бы получить работу? Вот теперь это про меня!
Я начала выступать в отеле „Мейпс“ в Рено. Потом поехала в „Эль-Ранчо“ в Лас-Вегасе, потом в „Ранчо“ в Сиэтле, где успех был огромен! А потом танцевала в клубе „Кловер“ в Портленде. Так что мне удается посмотреть Америку.
Везде, где бы мы ни были, люди горячо поддерживают войну. Собираются с духом и делают все, что от них зависит, для приближения победы. Я тоже вношу свой вклад. После тяжелого выступления я готова быка съесть, но мне удается держать вес не больше сотни фунтов, потому что у меня сложный номер и приходится много путешествовать.
Вот недавно, когда во время интервью меня спросили о фигуре, я сказала, что ем, как птичка. Ну да, как птичка, которая может съесть двух котов.
Другому репортеру я объяснила, что танец — тяжелый труд, но все равно это лучше, чем работа в прачечной. Помнишь, как часто Чарли шутил на эту тему? Ну что же, я с ним полностью согласна.
Вот выдержка из одной из статей обо мне: „Если бы не раса Восточной Танцовщицы, она бы уже без всякого сомнения, была в нью-йоркском „Рейнбоу Рум“ или другом первоклассном кабаре. Она красива, умна и талантлива“.
Ничего, я туда тоже доберусь! Я так рада, что решилась на это, Элен, хоть и очень по тебе скучаю. Пожалуйста, поцелуй Томми от моего имени. Когда будет возможность, напиши мне об Эдди. Мне очень хочется знать, как у него дела.
Твоя подруга
Грейс.
Р. S. Чуть не забыла: я же тут встретилась с „Веселым Маджонгом“! В Лас-Вегасе! С ума сойти, правда? Они тоже колесят по дорогам, все еще пиная гонг!
Р. Р. S. Почему ты мне не пишешь? Неужели все еще злишься?»
«Где-то в Тихом океане, 23 июня 1944 года
Грейс, милая!
За последние несколько месяцев я увидел, сделал и понял больше, чем представлял себе возможным. Я тебе рассказывал о наших наземных командах? Тут у нас китайцы, мексиканцы, поляки, ирландцы и негры, работаем все вместе. Мы можем быть не похожими друг на друга, но едим одну и ту же дурную баланду, выполняем одни и те же сомнительные приказы, страдаем от одной и той же треклятой жары и сырости, и нас даже жрут одни и те же москиты, потому что мы сражаемся под одним флагом, защищая одну и ту же страну. Когда это все закончится, наша страна будет совсем иной. Вот только ты не вздумай меняться! Я хочу, чтобы моя девушка оставалась именно такой, как была!
Детка, когда я вернусь, мы не будем выходить из спальни.
С огромной любовью,
Джо».
«Лагерь для интернированных Топаз, 24 июня 1944 года
Элен!
Ты не поверишь, что мне сегодня пришло по почте! Письмо от Ли Мортимера, редактора отдела ночных развлечений „Нью-Йорк Дэйли Мирор“! Он написал: „Куда-то подевались все японские куколки, оставив игривых джентльменов вроде меня в печальном одиночестве“. Правда, смешно? Выходит, он большой любитель азиатских девушек. Он уже пару раз женился на таких. Написал, что давно был моим поклонником благодаря „Лайф“ и пожаловался, что я жила слишком далеко, чтобы он мог насладиться удовольствием от моей компании. Он станет моим спонсором и сразу же возьмет меня в Нью-Йорк! Правда, „сразу“ в современных условиях может растянуться на месяцы, но я все равно в восторге!
А теперь самый важный вопрос: как там Эдди? Ты ничего не слышала о том, когда его могут демобилизовать? Я уверена, что с ним все в порядке, иначе и быть не может. Он же такой ловкий, увернется от всех пуль! Да, я стараюсь относиться ко всему с юмором, но иначе не выжить.
Твоя, пока не затопит кухню,
Руби».
«Где-то в Тихом океане, 27 июня 1944 года
Драгоценная Грейс!
Я тебе не рассказывал, как жарко в кабине Р-38? Мы с ребятами раздеваемся до нижнего белья, оставляя только кеды и парашюты, чтобы выпрыгнуть, когда будет позволять высота. Мы не можем обогнать „Зеро“, когда летим низко, но можем взлетать выше их, и наши снаряды намного лучше и эффективнее.
Грейс, я хочу, чтобы ты знала: если у меня откажет двигатель или будет не уйти от нападения, я могу
