Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
и Дед Мороз превратился в «религиозный хлам» и стал рассматриваться как «продукт антинародной деятельности капиталистов» [см.: {168}: 38][25]. Рождество, елка и Дед Мороз оказались в одном смысловом ряду:
Ребят обманывают, что подарки им принес дед-мороз… Господствующие эксплоататорские классы пользуются «милой» елочкой и «добрым» дедом-морозом еще и для того, чтобы сделать из трудящихся послушных и терпеливых слуг капитала [см.: {264}: 13–14].
В 1927 году в одном из песенников была напечатана «Песня пионеров», построенная в форме диалога пионеров с Дедом Морозом, которого они поймали в сети. Несмотря на большой объем, воспроизведу этот редкий текст целиком: уж больно он показателен для времен борьбы с религиозными предрассудками: показателен путаницей понятий, сопряжением несопрягаемого, историческим невежеством его неизвестного автора:
— Ах, попался, старый дед,
К пионерам в сети!
Приносил ты детям вред
Целый ряд столетий!
— Нерадушен ваш прием,
Стрелы ваши колки!
Лучше, дети, попоем
Вкруг блестящей елки!
— Приволок ты неспроста
Пеструю хлопушку:
Нас от имени Христа
Хочешь взять на пушку!
— Вашим я не рад словам!
Ах, что за манеры!
Ну зачем, зачем я вам,
Душки, пионеры?!
— Дед рождественский с мешком,
Был ты чтим когда-то!
А теперь тебя смешком
Встретят все ребята!
— Я всегда любил детей
И дарил им книжки.
Для меня всего святей
Добрые детишки.
— Детям ты втирал очки,
Говоря о боге.
Только мы не дурачки —
С нашей прочь дороги!
— Что за дикие слова?
Дерзки ваши клики.
В день Христова Рождества
Это грех великий!
— Нам твои противны, дед,
Сказочки да шутки.
Простаков меж нами нет —
Не надуешь! Дудки!
— Но для деда благодать
Сказочки все эти
Отпустите поболтать,
Развяжите сети!
— Опустил ты грустно нос —
Не твоя, брат, эра.
Что твой сладенький Христос
Против пионера?!
— Слышу звон колоколов,
Полон умилений,
Детки, все, без дальних слов
Станьте на колени!
— Мы все божеское вон
Гоним неустанно,
Нам милей, чем праздный звон,
Грохот барабана!..
— Никуда я не гожусь!
Ах, удел мой дерзкий!
Делать нечего — сдаюсь
В плен ваш пионерский!
— Прочь религии дурман,
Прочь грядущего оковы,
Твой рассеивать туман
Мы — всегда готовы. [см.: {329}: 41–43]
На плакатах с подписью «Что скрывается за дедом-морозом?» изображался старик с елкой, на которого, разинув рот, смотрят мальчуган и его мамаша, в то время как за его спиной, притаившись, стоят поп и кулак [см.: {264}: 23]. Происхождение этого «старорежимного» образа возводилось к «духу елки», которому первобытные люди вешали на деревья жертвы и «который превратился в деда-мороза» [см.: {13}: 11].
В антирождественской кампании приняли участие и поэты, состоявшие на службе у советской власти, как, например, Демьян Бедный, который 30 декабря 1928 года опубликовал в «Правде» такую «Рождественскую картину»:
Под «Рождество Христово» в обед
Старорежимный елочный дед
С длинной-предлинной такой бородой
Вылитый сказочный «Дед-Мороз»
С елкой под мышкой саночки вез,
Санки с ребенком годочков пяти.
Советского тут ничего не найти! [см.: {32}: 3]
Вместе с реабилитацией елки в конце 1935 года прекратились и обличения Деда Мороза, после некоторых сомнений полностью восстановленного в правах. Устроители детских елок получили возможность проявлять инициативу, составители книг-рекомендаций по устройству елок сочиняли сценарии, что в конце концов и привело к выработке стандартного ритуала общественной детской елки. Если прежде дети получали различные подарки, отличающиеся и качеством, и материальной ценностью, то теперь Дед Мороз приносил для всех детей одинаковые пакеты, которые он подряд вынимал из своего мешка.
В течение зимних каникул дети обычно посещали несколько елок (в детском саду или в школе, на предприятиях и учреждениях, где работали их родители, домашние елки у друзей и знакомых). И на каждом празднике они встречались с новым Дедом Морозом, что обыгрывается в юмористическом рассказе В. Е. Ардова 1939 года «Письма к бабушке, или Светская жизнь Юрика Звягина», в котором мальчик делится впечатлениями о елках, на которых он побывал:
На «елке, где папа служит», «дед-мороз <был> выше меня ростом»; на елке, «где мама служит», «дед-мороз <был> поменьше»; на елке в школе «деда-мороза почти не было: один наш ученик из 8‐го класса оделся было, как дед-мороз, но сейчас же снял с себя все и пришел смотреть концерт»; «у тетиной тети на службе» «дед-мороз <был> на „ять“»; а у Танечки Вириной на елке «дед-мороз был маленький; он висел на самой елке» [см.: {18}: 10–11].
С конца 1930‐х годов создается невиданное количество произведений о Деде Морозе. В одних он выступает в роли хозяина зимнего леса, как, например, в одной из сказочек Г. Орловского «Про девочку Розочку», где девочка, катающаяся в лесу на лыжах, на вопрос зверей, кто ей позволил находиться в их лесу, отвечает: «Когда у нас на елке был Дед Мороз, он мне разрешил кататься в вашем лесу». И тогда все звери сказали: «Ну, если Дед-Мороз разрешил, то катайся…» [см.: {312}: 85]. В других произведениях он изображается как зимний волшебник, преображающий природу, охлаждающий атмосферу, но не устрашающий своим холодом закаленных советских детей, как в стихотворении Л. Ф. Воронковой «Зима»:
Наши окна кистью белой
Дед-Мороз разрисовал,
Снегом полюшко одел он,
Снегом садик закидал.
Разве к снегу не привыкнем,
Разве в шубу спрячем нос?
Мы как выйдем, да как крикнем:
Здравствуй, Дедушка Мороз!
………………………………
Мы, советские ребята,
От мороза не дрожим! [см.: {86}: 76]
В некоторых случаях Дед Мороз на новогоднем празднике сам поет ребятам песенки:
Принимайте-ка, ребята,
И меня в свой хоровод,
Я, румяный, бородатый,
К вам
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
