– Это дальняя родственница, – сказал Юрий. Ему почему-то не хотелось говорить Бекешину, кто такая Татьянка на самом деле. И потом, какая ему разница? Опять начнутся расспросы, недоумения… А так – родственница и родственница, и говорить не о чем. Родственники москвичей для того и существуют, чтобы москвичи им помогали. – Очень дальняя, – добавил он для убедительности. – Седьмая вода на киселе, мы сто лет не виделись, а тут – на тебе! – приехала…
– Ладно, – сказал Бекешин. – Приводи ее завтра на седьмой объект. Прямо к прорабу. Скажешь, что от меня, объяснишь, в чем дело… Нет, не так. Лучше я ему сам позвоню – прямо сейчас, пока не забыл.
– А как же твоя гостья?
– А моя гостья… – Бекешин вдруг хихикнул и перешел на заговорщицкий шепот. – Она сейчас у меня по шкафам шарит, бабки ищет. Думает, что ее не видно, а я тут в зеркало смотрю, дверь у меня зеркальная… Пускай пороется, все равно я деньги в спальне не держу. Все-таки развлечется человек, да и в постели потом злее будет – от разочарования…
– Весело живешь, – позавидовал Юрий. – Ты, главное, смотри, чтобы она тебя потом не замочила. – Проверенная, – успокоил его Бекешин. – Так ты запомнил? Седьмой объект! Юрий поблагодарил его и повесил трубку. Обернувшись, он обнаружил у себя за спиной Петровича, который стоял посреди комнаты с консервной банкой в одной руке и кухонным ножом в другой. Лезвие ножа было испачкано мясным паштетом, а Петрович задумчиво облизывался и причмокивал.
– Не утерпел, – пояснил он слегка виноватым тоном. – Хорошо, что Татьянка тебя стесняется. Она бы мне давно все руки отбила. Боевая девка – жуть! Чего он тебе сказал-то, приятель твой?
– Насчет работы все в порядке, – ответил Юрий. – Прямо завтра можно приступать.
– А насчет чего не в порядке? – спросил Петрович, снова запуская в банку кончик ножа. Глаза его при этом не отрываясь следили за Юрием.
– А он, видишь ли, сильно удивился: откуда, говорит, у тебя родственница? Ты же, говорит, один как перст… Далась ему эта родственница! Даже странно…
– А чего тут странного, – сказал Петрович, облизывая с ножа паштет. – Я тебе все время про это толкую, с самого первого дня. Ты один как перст, и я такой же – ни родни, никого…
– Ну и что?
– А то, Юрик, что таких перстов у нас в бригаде было двадцать пять душ. Уж это ты мне поверь. Я как-то раз у Петлюры в вагончике исхитрился личные дела пролистать. Ни одного женатика, все без роду, без племени. Вот так-то, Юрик. А ты говоришь – странно.
– То есть ты хочешь сказать…
– Специально нас отбирали, вот что я хочу сказать. Таких, что никому дела нету, жив человек или помер. Чтоб не искал никто, пороги не обивал, ментов за штаны не теребил. Чтобы сгинули мы, и никто про нас не спрашивал – нету и нету, и хрен с ними со всеми, поважнее дела найдутся. И вообще, если хочешь знать, там, – он махнул рукой куда-то в сторону прихожей, – там, в тайге в этой, мать ее так и разэдак, уголовное дело уже закрыли. Халатность сторожа, понял? И – вася-кот. Вот так вот. Приходил ко мне в больницу один очкарик – из области, что ли, – показания снимал. Прямо-то он ничего не сказал, но я ведь тоже воробей стреляный, сразу понял, куда он клонит: пырнули, дескать, меня ножом в пьяной драке, вот и все дела… И как только до меня это дошло, так я оттуда и рванул – прямо на следующее утро.
– Отбирали, говоришь, – медленно повторил Юрий. Дорогой фирменный галстук вдруг начал душить его, как удавка, и он ослабил узел, не чувствуя собственных разом онемевших рук. – Значит, заранее знали, что будет… Значит, никакими конкурентами здесь и не пахнет, я так понимаю.
– Какие еще конкуренты? – проворчал Петрович. – Ты хоть знаешь, кто меня ножиком ткнул?
– Васька, – сказал Юрий негромко, воровато оглянувшись через плечо в сторону кухни.
– Вот тебе – Васька! – Петрович сунул ему под нос корявый, желтый от никотина кукиш. – Квазимода это был, ясно?
– Как – Квазимода? – опешил Юрий. – Его же убили и в болото бросили… Вместе с Петлюрой, в тот же день…
Петрович сложил второй кукиш и поместил его рядом с первым. Теперь он был похож на героя вестерна, готовящегося открыть ураганный огонь сразу из двух кольтов.
– У меня со зрением полный порядок, – сообщил он. – И с памятью тоже. А ты мне про конкурентов талдычишь… Кто это тебе башку забил какими-то конкурентами?
– Кто надо, тот и забил, – все так же медленно проговорил Юрий, глядя поверх головы Петровича куда-то в угол. – Удавлю паршивца. Я ему, твари этакой, сохраню его вонючее тело. С бабой он развлекается, сук-кин кот…
– Погоди, – сказал Петрович и на всякий случай крепко взял Юрия за рукав. – Столько времени годил и еще чуток погодишь. Небось, не отсохнет твоя годил-ка за ночь-то. С бабой так с бабой! Пусть развлекается человек, дело-то хорошее. Расслабляет… А ну как мы ошиблись? У мертвого-то не спросишь, а живой соврать может. Приглядеться к нему надо.
– Да я на него уже почти месяц гляжу! – воскликнул Юрий.
– Значит, не с той стороны глядишь, – возразил Петрович. – И вообще, совесть имей! – он вдруг перешел на сиплый шепот. – Девка к нему за тридевять земель ехала, извелась вся, по нему, облому, сохнувши, а он чуть увидал ее – и за порог, дальше морды ломать. Ну, не нужна она тебе, так никто ж не неволит. Но за столом-то посидеть, вечерок один подарить, уважить по-человечески – это ты можешь?! Рюмочку поднести, умыть, накормить, спать уложить… Никуда твои бандиты за ночь не разбегутся, – закончил он уже нормальным голосом.
Юрий покосился в сторону кухни, откуда доносилось частое постукивание ножа по разделочной доске.
– Кашеварит, – с почти комичной нежностью сказал Петрович. – Старается. С понятием девка. Знает, с какой стороны к мужику подходить надо.
– Старый болтун, – сказал ему Юрий. – Слушай, а тряпки, что на ней, ты купил?
– Сама, – ответил Петрович. – Я только выбирать помогал.
– Симпатично получилось, – похвалил Юрий. – Да, ты прав, конечно. Извини. Просто надоело быть дураком.
– Лучше дураком, чем душегубом, – афористично ответил Петрович и уже другим голосом добавил:
– А ну, айда, поглядим, чего она там копается. Жрать охота, водка греется, а она развела, понимаешь, кулинарию…
* * *
Бекешин поправил перед зеркалом узел галстука, в последний раз пригладил волосы массажной щеткой, с недовольной гримаской пощупал пальцем проступившие под глазами мешки и показал своему отражению язык: у, рожа… Он вспомнил вчерашнюю девицу, которую он, закончив свои дела, без лишних церемоний выставил за дверь, на прощание обыскав с головы до ног, и в голову ему пришла странная мысль: сколько же на свете людей, которые терпеть его не могут и от всей души желают ему поскорее сдохнуть! Вчерашняя вороватая шлюха, например, или прораб-алкоголик с пятого объекта.., да разве всех упомнишь! А те, кто не желает ему смерти, просто плевать на него хотели: что есть он, что нет его – им безразлично. Если он в один прекрасный день вдруг исчезнет без следа, по нему никто не заплачет. У его служащих появится новый босс – немного лучше или немного хуже, это уж как повезет, – а у его деловых партнеров заведется новый партнер. Свято место пусто не бывает, это доказано.
