Анна-Мария вела машину чуть быстрее обычного и чуть не переехала тело, лежавшее на гравии посреди двора.
Свен-Эрик выругался. Анна-Мария затормозила, оба выскочили из машины. Через секунду Стольнакке уже осматривал голову Винни, обхватив ее руками и приподняв. Залитый кровью затылок облепили огромные мухи. Прочитав вопрос в глазах Анны-Марии, инспектор отрицательно покачал головой.
— Это сын Ларса-Гуннара, — сказал Стольнакке.
Анна-Мария взглянула на дом. Служебного оружия она с собой не захватила. Черт!
— Даже не думай! — предупредил он, словно читая ее мысли. — Вызываем подкрепление.
«Их можно ждать целую вечность», — думала Анна-Мария.
Однако вскоре появились две машины.
— Тринадцать минут. — Свен-Эрик постучал по часам.
Фред Ульссон и Томми Рантакюрё приехали в обычном автомобиле. В другом, полицейском, прибыли четверо их коллег в пуленепробиваемых жилетах и черных комбинезонах.
Машина Ульссона и Рантакюрё остановилась поодаль на вершине холма. Приседая и пригибаясь к земле, полицейские быстро достигли двора. Свен-Эрик отогнал «форд эскорт» Анны-Марии на безопасное расстояние.
Четверо полицейских в черных комбинезонах въехали прямо во двор. Они выскочили из машины и тут же укрылись за ней.
Свен-Эрик достал громкоговоритель.
— Ларс-Гуннар Винса! — объявил он. — Если вы находитесь в доме, советуем вам немедленно выйти.
Ответа не последовало.
Анна-Мария взглянула на Стольнакке и покачала головой. Оба поняли, что ждать бесполезно.
Коллеги устремились к дому. Двое, один за другим, поднялись на крыльцо к входной двери. Двое оставшихся направились к окну на противоположной фасаду стене.
Раздался звон разбитого стекла, а потом наступила тишина. Прошла минута. Две.
Наконец на крыльце появился один из полицейских и замахал рукой.
Все ясно. Путь свободен.
Тело Ларса-Гуннара лежало на кухне возле дивана, стена над которым была забрызгана кровью.
Свен-Эрик и Томми Рантакюрё отодвинули стоявший на люке сервант.
— Там кто-то есть. — Томми показал пальцем вниз.
Свен-Эрик поднял крышку.
— Выходите! — крикнул он, протягивая в подвал руку.
Но никто не вышел.
Тогда Томми Рантакюрё спустился по лестнице. Через некоторое время полицейские услышали его голос:
— О черт! Успокойтесь. Вы можете встать на ноги?
Наконец над полом показалась голова. Девушка передвигалась медленно. Полицейские с двух сторон подхватили ее под мышки. Она застонала.
Анна-Мария узнала Ребекку Мартинссон.
Половина ее лица опухла и имела сине-черный цвет. На лбу зияла кровоточащая рана, а верхняя губа держалась только на полосках кожи. «Все это было похоже на пиццу с черт знает чем», — вспоминал позже Томми Рантакюрё.
Нижняя челюсть висела. Анна-Мария сразу поняла, что у Ребекки выбиты почти все зубы.
— Ребекка, — прошептала она. — Что…
Но девушка махнула рукой. Она мельком взглянула на тело Ларса-Гуннара и направилась к входной двери.
Анна-Мария Мелла, Свен-Эрик Стольнакке и Томми Рантакюрё устремились за ней.
Небо внезапно стало серым, появились тяжелые дождевые тучи.
Во дворе стоял Фред Ульссон.
Увидев Ребекку, он не произнес ни слова, однако его рот непроизвольно открылся, а глаза округлились.
Ребекка Мартинссон остановилась над телом Винни.
— Где «скорая»? — недовольно спросила Анна-Мария.
— Уже в пути, — ответил ей кто-то из коллег.
С неба закапало. Анна-Мария подумала, что труп надо чем-нибудь накрыть, например брезентом.
Ребекка отступила на шаг назад и взмахнула руками, словно хотела отпугнуть кого-то. Потом она побрела к дому, но внезапно изменила направление и развернулась к реке. Она будто шла с завязанными глазами и не понимала, где находится.
Пошел дождь. Осенний ливень потоком ледяных иголок обрушился на все живое. Анна-Мария до самого подбородка застегнула молнию на своей синей куртке. Теперь обязательно нужно накрыть труп брезентом.
— Проследи за ней, — обратилась инспектор Мелла к Томми Рантакюрё, кивая в сторону Ребекки. — Не допускай ее к оружию, в том числе и к твоему, и к воде.
Ребекка Мартинссон брела через двор. Юноша, который только что кормил печеньем мышей в подвале, лежал мертвым на гравии посреди двора.
Подул ветер, сильный, до шума в ушах. Небо словно испещрено следами когтей, через которые просачивалось что-то черное. Дождь? Ребекка подняла раскрытые ладони, чтобы проверить. Рукава ее плаща сползли вниз, обнажив тонкие запястья, руки, напоминающие гибкие березовые ветки. Шелковый шарф упал на гравий.
Томми Рантакюрё побежал догонять Ребекку.
— Постойте! — кричал он ей. — Не ходите к реке. Сейчас приедет «скорая» и…
Но девушка не слышала его, продолжая свой путь в сторону берега. Внезапно Рантакюрё охватил ужас при виде ее вытаращенных глаз и окровавленного лица с клочьями свисающей кожи. Томми понял, что боится оставаться с ней наедине.
— Простите! — Он схватил Ребекку за рукав. — Я не позволю вам… вы просто туда не пойдете.
Ребекка почувствовала, как кто-то взял ее за рукав — и словно земля разверзлась под ее ногами. В памяти всплыла фигура пастора Весы Ларссона. Однако вместо человеческой на плечах его сидела собачья голова, покрытая бурой шерстью. Черные глаза осуждающе смотрели на Ребекку. У пастора были дети. И собаки, которые не умеют плакать.
— Чего ты хочешь от меня? — спросила его Ребекка.
Поодаль она увидела пастора Томаса Сёредберга, который доставал из колодца мертвых младенцев. Он поднимал их одного за другим, кого за пятку, кого за ножку или бедро. Голые белые младенцы распухли от колодезной воды. Пастор бросал их в кучу, которая быстро росла.
Ребекка оглянулась и тут же встретилась глазами со своей матерью. Она стояла рядом, такая же опрятная и элегантная, как всегда.
— Ты так ничего и не поняла, — сказала она дочери. — Знала бы ты, что наделала!
Анна-Мария Мелла нашла в доме ковер, которым собиралась накрыть сына Ларса-Гуннара. Неизвестно, как к этому отнесутся криминалисты. Надо еще установить заграждение, пока здесь не собрался весь поселок с журналистами во главе. И еще этот дождь! Анна-Мария распоряжалась насчет заграждения и тащила по двору ковер, а сама думала о Роберте. Она представляла себе, как будет плакать в его объятиях сегодня вечером, отдыхая после ужасного дня, в котором было слишком много крови и бессмысленной жестокости.