Аманда порвала с Эмбертоном. Гоблин сообщил нам это за завтраком. Эмбертон хочет покончить с собой, и ему даже разрешили поехать домой на уик-энд. Сказать, что я на седьмом небе, значит не сказать ничего.
Плут говорит низким шепотом.
17 сентября, воскресенье
Во время перерыва на обед пытался разговорить Аманду, но та была абсолютно непробиваема. Или ей плевать на Эмбертона, или она действительно снежная королева. Пригласил ее на собрание общества «Африканская политика». Она согласилась. Интересно, это считается за первое свидание или нет?
У Плута пропал голос. Викинг ушел в запой.
20.00. Линтон Остин был недоволен, что я привел девчонку на собрание общества. Он встал и попросил, чтобы его возражения занесли в протокол. Остальные ребята ответили, чтобы он прекратил вести себя по-идиотски, но наш гений не унимался и всё повторял, что его возражения должны быть занесены в протокол. Мне стало неловко перед Амандой, которая готова была выцарапать Остину гляделки. Уладив разногласия, мы приступили к обсуждению сегодняшней темы — партии свободы Инката, ее лидера Бутелези и их связей с правительством националистов (среди членов нашего общества больше известных как «правительство апартеида», или просто «козлы»). Членами партии были в основном зулусы, и в нашей провинции Натал она пользовалась большим влиянием.
Мы посмотрели плохо снятое домашнее видео о том, что «козлы» финансируют Инкату (хотя даже Леннокс признался, что этот фильмец — настоящее промывание мозгов и классический пример пропаганды со стороны АНК). Леннокс также зачитал статьи из различных журналов и газет.
Лутули разнес Бутелези в пух и прах и обвинил его и Инкату в традиционализме, захвате земель и предательстве, а также обозвал их «зулусской деревенщиной». (А ведь он сам зулус!) Линтон Остин погрыз свою перьевую ручку с гравировкой и затянул волынку о том, как городские черные поворачиваются спиной к лидерам своих племен и тем самым делают первый шаг к коммунистическому бунту. Договорив, он записал один из своих аргументов в тетрадку и оглядел нас с самодовольным видом.
Жаль, что я толком не помню, что случилось дальше, но, по правде говоря, слова просто пуляли у меня в голове, как стайка напуганных летучих мышей. Аманда набросилась на Линтона, засыпав его кучей непонятных научных терминов. Вот все, что я успел запомнить: доктринер, дискурс, расовая интеграция и парадигма. (Понятия не имею, что все эти слова значат, — пожалуй, стоит назвать кого-нибудь доктринером или парадигмой и посмотреть, как он отреагирует.) Остин вытаращился на Аманду изумленно-восторженными глазами. Та завершила свой монолог, обозвав его «адептом апартеида, латентным капиталистом и интеллектуальным сексистом и женофобом, способным проанализировать гуманистическое общество лишь с позиции утилитаризма». (Я могу процитировать этот отрывок лишь потому, что записал его слово в слово на обложке партитуры к «Оливеру».)
Тут все одиннадцать членов нашей группы поставили свои чашки и отложили печенье, чтобы стоя поапплодировать этой невероятной девушке, похожей на Джулию Робертс. Аманда улыбнулась и торжествующе глотнула кофе. Бедный Остин, которому раньше, видимо, не приходилось сталкиваться с человеком одного с ним интеллектуального уровня (особенно если учесть, что этот человек оказался девчонкой), лишь бессильно качал головой. Впервые ему было нечего сказать! В конце собрания Леннокс подал знак Брюсу Хендерсону (нашему секретарю, который ведет протокол) и попросил его записать, что сегодняшнее собрание безусловно выиграло от присутствия Аманды. Затем он предложил сделать ее почетным членом общества. (Предложение тут же внесли в протокол, и все проголосовали «за» — кроме Линтона, конечно.)
