Его пальцы играли с застежкой лифчика, лишая меня и тех остатков воздуха, которые еще дарили его краткие поцелуи.
— Ира, ну зачем тебе самой есть помаду… Это не экологически чистый продукт…
— буркнул он, когда я попыталась отстраниться.
— Ты уже давно ее съел, — выдохнула я ему в губы. — Чайник вскипел.
— Да черт с ним, куда ты спешишь… Бабка две недели внука не видела.
— Витя, — я увернулась от очередного поцелуя, и он отступил, даря возможность заправить блузку. — Ты мог бы меня предупредить про разговор с матерью…
— Когда, дуреха? При ребенке… Да, Ирочка, чего-то у тебя с ориентированием во времени и пространстве проблемы… Знаешь, я все думал, что ты сама попросишь меня придумать что-нибудь про нас…
Он говорил шепотом, и я вторила ему даже тише:
— Папа Глеба никогда не врет.
— Никогда. Я знаком с тобой вечность. Ты пришла из моих снов. Где я соврал?
— Лучше скажи, где чашки? — не выдержала я, и Веселкин распахнул стеклянную дверцу.
— Слушай, давай в столовой накроем. Чего мусорить в гостиной… Не одна комната все-таки. У матери по пятницам уборщица приходит. Мы и так перевернем здесь все вверх дном, и ей в нашем свинарнике почти неделю жить. Тащи сюда торт.
Столовая составляла с кухней единое целое. В ней большой, такой же белый, как и шкафчики, стол, стулья с высокими спинками, такие же идеальные занавески на большом окне. Без перепланировки здесь не обошлось. И без профессионального дизайнера, видимо, тоже.
Бабушка с внуком сидели на диване и о чем-то болтали, но при моем появлении замолчали. Возможно, ребенка пытали про нас с Виктором. Но Глеб не мог сказать про нас ничего плохого. Я сообщила хозяйке, что мы решили пить чай в столовой, и вернулась туда с тортом.
Виктор тем временем поставил чашки, и все было готово к чаепитию.
— Ну куда ты его сажаешь, когда парень руки еще не вымыл! — остановил он мать достаточно громко. — Ни с улицы, ни после собаки!
— А ты? — ответила ему мать, удерживая внука за руку в шаге от стола.
— Я принял таблетку.
— Одну? Антиозверин принести?
Виктор опустил глаза.
— Прости, мам. Я не должен был повышать голос.
— Хорошо, что ты это понимаешь. Пойдем ручки помоем, — и бабушка увела внука.
— Ира, я держу себя в руках, — сказал Виктор тут же, как они ушли. — Как могу. Мне тяжело, хоть ты-то дай мне скидку на это.
Я открыла коробку, но раскладывать торт по блюдечкам не стала.
— Почему у твоей матери собака? — до меня только сейчас дошло, что животных вокруг Виктора не должно быть вообще.
— Я давно здесь не живу. Глеба она берет к себе самостоятельно, без меня.
Я кивнула и села за стол за секунду до возвращения хозяйки. Рыжик залез на стул и сразу потянулся за тортом.
— Терпение, молодой человек! — остановил его Виктор. — Терпение — это самое важное качество мужчины.
— Витя… — скривила рот Зинаида Николаевна и не стала озвучивать и мою мысль тоже. Мать знает за сыном довольно недостатков, но и я успела за эти неполные две недели узнать море неприятных фактов о господине Веселкине и даже поучаствовать в некоторых из них.
Она взяла блюдце и положила внуку кусочек торта.
— Я хочу два! — закричал тот, хватая ложку.
— Один тебе выше крыши, — папочка все никак не мог приостановить воспитательный процесс.
— Витя… — теперь уже открыла рот я.
Он бросил кусок, который уже почти вытянул из торта.
— Слушайте, вы обе… Может, уже хватит учить меня жить? Я школу давно закончил.
И он взял себе кусок.
— Бабушка, я хочу второй, — прошептал Глеб, глядя на отца исподлобья.
Зинаида Николаевна посмотрела на сына так же и нагнулась к внуку:
— Один сначала съешь, а потом посмотрим.
А я вовремя наступила на тапок Виктора, а он в ответ, не поведя глазом, придавил пяткой мою штанину… Наверное, пожалел белые тапочки, которые мне символично вручили на входе: такой муж любую в гроб вгонит! Обменялись с ним любезностями. Все чинно. Точно мы действительно знакомы целую вечность.
Только Глеб не съел даже одного куска. Скривился и выплюнул то, что взял в рот.
— Я такое не ем.
— Ничего другого нет, — не промолчал его отец, а хозяйка тут же встала и пошла к шкафчику со словами, что у нее есть печенье, его любимое. — Мама, прошу, только не суворовское. Ну не надо ему столько шоколада!
— Сколько столько?! — обернулась Зинаида Николаевна. — Хватит командовать в моем доме.
Господи, точно моя мать, только более чопорная. Выхоленная. Не моющая полы. Зато покупающая в кондитерской "Север" на Невском проспекте любимое печенье внука. Надо спасать ситуацию, и я спросила, когда гуляют с собакой? До девяти, когда надо будет укладывать ребенка, еще слишком далеко. Они разругаются в пух и прах просто так!
— А вы хотели дойти до детской площадки? В соседнем дворе, Витя знает, поставили новую, — поддержала мою идею хозяйка.
После чая мы действительно вывели собаку во двор. Я держала ее на поводке, на котором болталась пластмассовая кость с торчащим из нее пакетиком. Значит, у них принято за питомцем убирать.
— Ира, ты просто герой, — выдал Веселкин, отпуская сына на спортивную лесенку.
— Перешибить Кострову невозможно.
— Как, впрочем, и тебя.
Он усмехнулся и усилил хватку на моей талии.
— Вот, вот. А она открещивается. Говорит, что все говно во мне от папочки. А все вы, бабы, виноваты, что мы такие…
— А я-то в чем виновата? Я тебя не выбирала…
— Конечно… А чего тогда расспрашивала обо мне сестру?
— А нечего ржать над сделанными без спроса фотографиями. Школьницу любой обидит…
Виктор сделался серьезным.
— Я ржал не над тобой. Пусть Арина на меня не наговаривает. Я предложил Карине сменить имидж в надежде, что так она быстрее найдет работу за неимением других навыков. А Карина решила перевести все в шутку.
Я тоже перестала улыбаться. Имя "Карина" иголкой вошло мне под ноготь. Что же это, ревность?
— Может, на свадьбу снова сделаешь себе такую прическу, а, ведьма? Я тебя забыть долго не мог… И надо же, не признал! Ну давай серьезно, стань снова такой разноцветной, чтобы все знали, что у меня теперь есть защита от нечистой силы.
Улыбка не появилась на моем лице.
— Не получится. Делать такую прическу больше некому.
Виктор тоже перестал улыбаться.
