Потапу я не стал звонить. Лишние люди нам были ни к чему. Хотя я был уверен, что Александр приедет с мальчишкой, своим сыном. Нервно барабанил пальцами по рулю, смотря на мирно опускающийся снег. Если бы не та размолвка с Катей... Нет, даже бы тогда озарение ко мне пришло не скоро. Уму непостижимо, он уже больше двух месяцев был рядом, а у меня даже в груди ничего не екнуло. И лишь там, в больнице, после его слов и упоминания о Сосновке, как будто что-то щелкнуло в голове. Интересно, он что-то рассказывал о себе Кате? Но это все равно бы ничего мне не дало, я все это время не видел ничего дальше собственного носа. Но ведь в жизни так обычно и происходит, ищем что-то в заоблачных далях, а оно рядом…
Серебристый седан притормозил рядом с моей машиной и я, шумно выдохнув, вышел на улицу. Поднял воротник пальто и замер, всматриваясь в тонированные стекла машины. Как я и предполагал, Игошин приехал не один, а в компании сына.
— Если ты намерен расквитаться со мной, то я привез свидетеля. Он у меня бегун, спринтерский бег, убежит… — повернул голову в сторону сына. — За сколько ты бежишь стометровку?
— Да, ладно пап, — мальчик говорил на английском. — Он же один. С ним даже никого нет.
— Я шучу Алекс, — улыбнулся мужчина и потрепал его по тёмным волосам. — Капюшон надень, снег идёт.
Удивительно, что с сыном он говорил на английском, который я тоже знал в совершенстве, а со мной по-русски, но парень нас обоих, кажется, понимал. Ленился болтать на другом языке или, возможно, по привычке говорил на английском? Но там, в больнице, весьма неплохо изъяснялся по-русски, правда, с ужасным акцентом.
— Да, от посёлка ничего не осталось... — грустно протянул мужчина. — Но где-то здесь, — он кивнул в сторону домов, — когда-то я жил с семьёй.
— Я тоже здесь когда-то жил, — наконец произнёс я.
Я не просто так замыслил эту поездку. Я хотел разом убить всех зайцев. Не одного и не двух, а всех! И разом все выяснить. Либо сегодня я раскрою давнюю тайну, куда исчез мой брат и почему меня не искал, либо... Об этом варианте думать хотелось меньше всего. Столько раз я уже спотыкался и ничего не находил. Это было очень больно и энергозатратно. Я столько сил положил на это дело, что новая осечка могла надолго выбить меня из колеи.
— Тесен мир, — он как-то странно на меня посмотрел после длительного молчания, примерно, как и я, тогда, в больнице, когда сбежал от него, словно встретил привидение.
— Очень тесен… — сказал тихо, чтобы никто не услышал, подошёл к воротам и открыл дверь, жестом приглашая идти за мной.
Ну что? Вот и настал час «Х», минута к которой, немного немало, я шёл почти двадцать пять лет...
Мы миновали красивую аллею из туй и пруд с утками, я шёл, не отвлекаясь ни на минуту, будто от промедления и остановки зависел конечный результат. Мне хотелось обернуться, посмотреть в лицо мужчины, но я сдерживал себя. Ещё не время, ещё буквально пятьдесят метров и тогда можно будет обернуться и все понять по одному взгляду в лицо Игошина...
Когда мы вышли к старой постройке — нашему дому я – уже почти не сомневался в том, что это мой брат. Я отчётливо понимал, что судьба неспроста столкнула нас таким образом. Медленно повернувшись, я заглянул в его перекошенное от боли лицо, и меня сама проняла такая боль, что захотелось поднять голову кверху и взвыть. Он лихорадочно переводил свой взгляд с дома на меня и обратно, затем прикрыл ладонью рот и возвел глаза к небу. Я не знаю, что в это время делал его сын, я не сводил глаз с мужчины и, поджав губы, просто сдерживался, чтобы не закричать. В груди жгло так, словно на нее поставили раскаленную сковородку, а в глаза насыпали песка.
— Звержевский? — спросил он, смотря мне в лицо, и я кивнул.
Наша фамилия. Уже после того как вышел из детдома сменил ее на упрощенную – Зверев. Когда отчаялся, что Саша не ищет меня, и понял что ждать бессмысленно.
— Не может этого быть... — он потрясенно смотрел на меня, словно я был восставшим из мертвецов.
— Мне сказали, что мать и брат… — он заикался и морщил лицо, — что вы оба погибли... — в меня будто всаживали ядовитые стрелы.
Будто кто-то стоял на втором этаже коттеджа и пускал в меня отравленные стрелы одну за другой, как в мишень, а острые наконечники пронзали кожу и медленно убивали смертоносным ядом. Я чувствовал, как по всему телу разливалась дикая боль, и грудную клетку жгло без остановки.
Игошин снова закрыл глаза и стоял так какое-то время.
— Если бы я знал... Я и предположить не смел...
— Я искал тебя, наверное, всю свою жизнь. Лишь последние годы опустил руки и смирился, — каждое слово давалось с трудом, словно я лежал под огромной бетонной плитой, и та в любой момент могла меня придавить.
Я до боли закусил щеку и сжал кулаки. Господи… как же больно… невыносимо тяжело!
— Я сменил три семьи. В двенадцать лет меня увезли за границу. Искать меня, что иголку в стоге сена. Последний раз я сбежал из дома в шестнадцать лет. Меня даже не искали. Время от времени появлялся, чтобы приёмных родителей не трясли по инстанциям. Связался с компанией рок-музыкантов и колесил по Америке. Потом жену встретил, ребенок родился у нас, в семью вернулся уже повзрослевшим и остепенившимся. А лет десять или двенадцать назад в Россию приезжал. Но я никого не искал. Я ведь думал, что ты погиб. Вместе с матерью. Могилы искал, приехал в поселок, а здесь разруха. Это сейчас все отстроено. Побывал в родных местах, могилы не нашёл, так и уехал ни с чем... А вот сейчас, спустя столько времени, как магнитом потянуло обратно...
Я стоял на том самом месте, как много лет назад, когда ждал Сашу из магазина, но так больше и не дождался брата. Когда пришёл в себя после того удара и травмы и узнал, что мамы нет, хотел его просто обнять — единственного близкого и родного человека, что у меня остался. Маленький и одинокий мальчик внутри меня до сих пор об этом мечтал. Какая теперь разница, почему и зачем ему сказали, что я мертв. Я жив! И эта боль, разъедающая грудную клетку, прямое тому доказательство. Я сделал шаг к нему навстречу и обнял его. Крепко обнял, как и мечтал все эти годы, как мечтал маленький мальчик. Я столько раз представлял себе эту встречу и это объятие, что когда пришёл этот день, то внутри не осталось ничего, кроме дикого отчаяния и горького сожаления, смешанного с каплей облегчения. Он жив! Я его нашёл! Спустя столько лет...
Снег лез в глаза, под воротник, ложился на волосы и лицо, от белых пятен уже рябило перед глазами, но это все более не имело никакого значения, будто мир замер и остановился, отмеряя обратный отсчет времени и перенося меня на много лет назад...
