* * *
Своим решением Тутмос застал чиновников врасплох, и тринадцатая сиро-палестинская кампания, организованная спешно, но с обычным тщанием, обещала стать заурядным патрулированием подвластных земель, дабы жители знали – фараон не дремлет.
Джехути радовался возможности устроить большие маневры, тем более что армия была на пике эффективности. Тревожась о безопасности фараона в краях, где его не очень жалуют, Маху этого энтузиазма не разделял.
Северному Ветру, как обычно, предстояло везти на себе писчие принадлежности царя. И когда Тутмос зарисовывал растения, отсутствующие в его коллекции, ослик оберегал его не хуже телохранителя и предупреждал о малейшей опасности.
Что касается Старика, то тот неустанно тормошил глашатая Антефа, чтобы обеспечить комфорт государю, весьма требовательному к своей гигиене.
Во время привалов, городок ли это был или деревня, Старик дегустировал все вина и еду, прежде чем подать их к царскому столу. Конечно, продукты не так хороши, как египетские, но пусть хотя бы будут свежие!
В каждом населенном пункте старосты или градоправители простирались перед сиятельным гостем и подносили дары соответственно наложенной на них подати; Пахек бдительно следил, чтобы не было недоимок. Армии предстояло вернуться в Египет со значительным грузом провизии, разнообразных товаров и драгоценных металлов, которые пополнят сокровищницу.
Несколько туземных князьков сообща устроили богатый пир в честь своего могущественного благодетеля. По этому случаю собрали всех писарей, внедрявших распоряжения Минмеса на местах. Для Пахека это стало шансом вблизи увидеть фараона.
Будь у него кинжал, Пахек набросился бы на него и заколол. Но разве телохранители не упредили бы его? В таком случае всю Сирию предали бы огню и мечу.
Оставалось одно: всеобщее восстание с окончательным разгромом египетских войск и унижением Тутмоса. А уж случай его убить представится…
Пахеку, как ни противно ему было, пришлось выслушать короткую речь тирана, похвалившего писцов, чьими усилиями во многом и был достигнут мир в регионе. Каждый чиновник старательно демонстрировал радость, но сам государь взирал на это с сомнением.
По окончании пиршества Джехути хлопнул Пахека по плечу:
– Что, юноша, держишься молодцом?
– Забот хватает, пытаюсь решать.
– Тебе повезло: на этот раз мы заберем тебя с собой в Египет. На чужбине ты работал долго, так что у тебя будет не меньше двух месяцев отдыха!
– Вот радость! – вскричал сириец, силясь улыбнуться.
Возвращение пришлось на самый неудачный момент. А если ему еще и не позволят в будущем вернуться на тот же ключевой пост в администрации протектората, все прежние усилия пойдут насмарку. И возразить нельзя, это любому покажется подозрительным. Так что оставалось лишь изобразить радость от предстоящей встречи со столицей.
* * *
Тринадцатая кампания стала чуть ли не увеселительной прогулкой. Сирия, кажется, успокоилась, но повелительный голос Тота зовет меня в Долину Царей, дабы в своей гробнице я запечатлел «Девятый час ночи».
Уже девятый час, тридцать девятая годовщина моего правления… Сцена, изображенная мною, – это судилище Осириса, торжествующего над врагами. Змея-защитница по-прежнему извергает пламя, не давая подступиться мраку, и в руках у союзников, предвкушающих новые битвы, – копья с широкими наконечниками.
В небесном граде, защищенном высокими берегами, божественный скарабей Хепри, первопричина всех трансформаций, творит восходящее солнце, в то время как око Гора, целое и невредимое, возвращается на свое изначальное место.
И я взываю к богам: «Да воссияют звезды навеки! Да поразит богиня, прозванная Ужасной[103], мятежников! Да будет мне ниспослано вúдение Гора, бога-сокола!»
100
Постоянно пребывая в расстроенных чувствах, Лузи начал пить слишком много пива. Карнакский храм стал для него настоящей тюрьмой. Ранним утром он шел на работу, чтобы вместе с двумя неподкупными коллегами инспектировать склады и составлять товарные накладные, которые впоследствии подлежали проверке и перепроверке. Украсть, сжульничать было невозможно. Работа убийственно скучная, и никакого риска.
И со слугой «повезло» – пристал, как пиявка! Под тем предлогом, что хочет еще лучше услужить, шпионит за своим господином! Лузи разозлился не на шутку: надсмотрщика над собой он не потерпит! Значит, первое, что надо сделать, – это от него избавиться.
Если хочешь повстречать бывшего военнопленного-сирийца, идеальное место для этого – фиванская пристань, где сотни докеров работают на разгрузке и погрузке судов. Труд каторжный, но хорошо оплачиваемый. Может, найдется среди них кто-то, мечтающий о мести?
Несколько дней подряд с наступлением темноты Лузи гулял по берегу Нила, перебрасываясь словами с соотечественниками и пытаясь их прощупать. Недовольных мало, никакой злости. Люди не жалуются на свою участь, потому что имеют жилье, еду и кое-какие удобства. Стратегия Тутмоса оказалась эффективной.
Две недели прошли впустую, и вдруг – луч надежды! Сидя на куче канатов, рослый детина со сломанным носом и выдающимся вперед подбородком медленно жевал лепешку.
– Ты докер?
– А тебе какое дело?
– Может, и мое.
– Ты из стражи? Я свое наказание отбыл и теперь свободный человек. Что надо?
– Поговорить.
– О чем?
– О Сирии хотя бы.
– Еще скажи, что сириец…
– Да, родом из Мегиддо.
– Надо же! Земляки. Ты чем занимался?
– Сражался против египтян.
– Желающих воевать нашлось немного… Куда меньше, чем трусов! А теперь кем работаешь?
– Писцом в сокровищнице.
Детина с восхищением присвистнул:
– Надо же, как ты взлетел! Это лучше, чем таскать тюки, пока спина не сломается.
– Я подыскиваю слугу.
– Что надо делать?
– Подметать полы, стирать, готовить, дом сторожить.
– И какая плата?
– Своя комната, еда, одежда, сандалии, притирания… Неделю работаешь – два дня отдыхаешь, плюс государственные и местные праздники.
– Что-то слишком складно выходит! И никакого подвоха?
– Есть подвох.
– Скажи, а я послушаю.
– Такое место надо заслужить, особенно если оно уже занято слизняком, от которого я хочу избавиться.
– Избавиться, говоришь? Это что значит?
