— Ты нарочно купил курицу? — спросила я в лоб.
— Нарочно? Как можно купить курицу «нарочно»? Я купил ее без всякого подтекста.
— Рассказывай!
— Нет, в самом деле. Взял первое, что подвернулось под руку. Если ты это имеешь в виду.
— Ты превосходно знаешь, я совсем не это имела в виду.
— Ладно. Признаюсь, меня свербила мысль насчет Брайена и твоего обещания, когда я опускал курицу в тележку в супермаркете.
— Значит, ты хотел поймать меня на слове?
— Мне тогда и в голову не приходило, что ты к этому так отнесешься. Мне казалось, твое обещание вполне искренне и сделано от широты души.
— Лжец.
— То есть ты хочешь сказать, я должен был понять все как раз наоборот? Даже несмотря на то, что ты сказала это от чистого сердца?
— Вот куда мы начинаем скатываться, Дэвид? В куриные обеды?
— Не знаю, что нам еще осталось. Я не могу раскачать тебя ни на что другое.
— Я хочу лишь одного — чтобы у моего отца был нормальный день рождения. И чтобы он чувствовал себя у нас комфортно. Я слишком многого прошу?
— Это твой постоянный вопрос. Или один из его вариантов.
Наконец мы приняли компромиссное решение. На следующий вечер после дня рождения отца мы снова зажарим курицу и пригласим Брайена, таким образом выдержав дух Брайеновского соглашения. Такой принудительный послепраздничный обед должен будет примирить нас с действительностью и сделать мир немножечко лучше, чем он был до того.
Ладно, Ванесса Белл. Она была художницей, так что, знаете ли, ей было легче прожить прекрасную жизнь, чем тому, кому приходится иметь дело с мисс Кортенца, Безумным Брайеном и всеми наркоманами Холлоуэйя. К тому же у нее были дети не от одного мужа, что, естественно, является показателем жизненной плодотворности и насыщенности. Да и мужчины вокруг нее околачивались, положа руку на сердце, несравненно интереснее и талантливее, чем Дэвид и Стивен. Это были богемные писатели и художники, а не люди, пишущие заказные брошюры для компаний. И пусть они ходили с вечно пустыми карманами, но умели прожить жизнь с шиком. А с шиком легче всего прожить насыщенную и плодотворную жизнь и сделать мир прекраснее, пусть хотя бы только для себя.
Я застряла, еще не добравшись до середины книга, уже уверенная, что дальше сюрпризов не будет и Ванесса Белл мне не помощница. Ну да, мой братец может славно закончить свои годы, набив карманы камнями и прыгнув в реку, как поступила ее сестра, но кто еще из моих знакомых прожил «насыщенную и плодотворную жизнь»? Это стало неосуществимо. Недостижимой стала такая жизнь для людей, которые зарабатывают себе на хлеб насущный, для тех, кто живет в городе, закупается в супермаркетах, смотрит телевизор, читает газеты, водит автомобиль, питается размороженными пиццами. Более насыщенная жизнь становится доступной при определенном избытке материальных средств и везения. Но нам она не грозит. Да и вообще, нельзя быть насыщенным и плодотворным до бесконечности. Давайте лучше не лезть в эти дебри.
Я была уверена — спасет меня не пример Ванессы Белл, но тот факт, что я о ней читаю. Я больше не хочу быть раздавленным на дороге котом Поппи. Съехав от Дженет, я вернулась домой с обостренным чувством потери. Сначала я не могла даже в точности определить, что же у меня такое отняли. В самом деле, что? Бывших соседей, возможность спать в своей, отдельной кровати или что-то еще? И лишь в третий или четвертый раз хлопнув дверью перед мужем и детьми, чтобы вернуться к книжке и выяснить, чем жизнь Ванессы Белл лучше моей, я наконец смогла понять, в чем тут дело. Возможность читать в одиночестве и без помех — вот что я утратила, возможность отступать все дальше и дальше от мира, пока не найдешь пространство, где еще можно продохнуть. Сразу после переезда квартира Дженет казалась такой огромной, просторной и спокойной, но книга произвела на меня впечатление еще большей пустоты. Закончив читать ее, я начну другую, может быть даже потолще, а за ней следующую, и так я буду увеличивать пространство в собственном доме, пока он не превратится в особняк, полный комнат, где меня уже не отыскать.
Что со мной произошло? Почему я взяла себе в голову, что это все для меня недоступно, что у меня нет времени на прекрасную жизнь, насыщенную и плодотворную? Ведь она рядом, она доступна: вот, продается повсюду, торчит на полках даже на Холлоуэй-роуд. Нужен всего-то проигрыватель, несколько CD-дисков и пяток романов, что в целом составит смехотворную сумму в три сотни фунтов. Триста фунтов за целый особняк! Вы только представьте, что запрашиваете ссуду в банке на строительство в триста фунтов. Да любой социальный менеджер, отпускающий кредиты, тут же выложит вам их наличными из собственного кармана! А я могу даже урезать эту жалкую сумму, предусмотренную на строительство личного особняка — сходить за книгами в общественную библиотеку, а диски одолжить на время у знакомых… но проигрыватель нужен все равно. Без него мне не обойтись. Я хочу слушать в одиночестве — без свидетелей, наедине. Мне вовсе не нужно, чтобы кто-то при этом присутствовал, я хочу заткнуть последнюю дырку во внешнюю реальность, герметично закупорив свой мирок — хотя бы на полчаса в день. Только подумать, сколько можно прооперировать катаракт или ячменей на триста фунтов. И сколько уйдет времени, чтобы заработать такую сумму, у азиатской девушки, сборщицы на конвейере. Имею ли я право, оставаясь «доброй», тратить столько денег на переоцененные потребительские товары? Не знаю. Но без них мне тоже никуда не деться.
Последние три дня шел проливной дождь — такого не упомнят даже старожилы. Такой дождь, по идее, должен пролиться после ядерного удара: реки выйдут из берегов и затопят страну, люди будут переходить проспекты вброд, обкладывать дома мешками с песком и побросают свои автомобили. Лондонский транспортный поток постепенно сойдет на нет и заглохнет, перестанут ходить поезда и автобусы, набитые, точно сандвичи с человечиной, с торчащими из окон конечностями. День и ночь напролет установится тьма, из которой будет доноситься жуткий нестихающий вой. Если вы верите в призраков, тех самых призраков, что вечно обречены пугать нас и преследовать, потому что умерли ужасной мучительной смертью или совершили ужасные злодеяния с теми, кого любили, тогда это ваше время — вы их вдоволь насмотритесь.
Последний раз такой дождь зарядил в 1947 году, как сообщили в программе новостей, но тогда это был простой каприз природы. А в этот раз мы имеем дело с иным явлением — мы просто запустили планету и поэтому тонем. Мы столько ее терзали, так и коверкали законы природы, что теперь пожинаем горькие плоды. Все это напоминало конец света. Даже наши дома, которые обошлись кое-кому в четверть миллиона фунтов, не предлагали нам прибежища, в котором можно укрыться и не обращать внимания на происходящее снаружи, — все они были слишком старые и обветшалые. Ночью в окнах сверкали молнии и дребезжали стекла, так что ни о каком ощущении надежности и речи быть не могло. Уверена, я не единственная, кто вспомнил в эту ночь про Обезьяну и его бездомных товарищей.
Только мы сели за стол, как вода стала проникать в кухню, пробиваясь под балконную дверь. Сток снаружи, устроенный не по уму, в канаве между домом и садом, уже не справлялся с потоками воды. Дэвид откопал в кладовке под лестницей пару старых резиновых сапог и плащ с капюшоном. Облачившись в этот наряд грибника, он отправился посмотреть, в чем там дело.
