В поисках ШтирлицаВ сентябре 1998 года НТВ представило первый большой проект нового телевизионного сезона. Автором и ведущим новой передачи стал Леонид Парфенов, а посвящалась она 25-летию культового советского телефильма “Семнадцать мгновений весны” о последних днях Второй мировой войны. Главным героем был советский разведчик Максим Исаев, проникший в верховное командование нацистской службы безопасности под именем Макса Отто фон Штирлица в чине штандартенфюрера СС. Он получает задание выяснить, кто из руководства Рейха ведет тайные переговоры о сепаратном мире с Америкой, и помешать этим планам, которые идут вразрез с интересами Сталина и СССР. Штирлиц узнает о тайных связях Гиммлера с директором ЦРУ Алленом Даллесом, сообщает подробности Гитлеру и докладывает обо всем Сталину, тем самым расстроив предательские планы Америки.
Двенадцатисерийный телефильм про Штирлица вышел на экраны в 1973 году и сразу же стал хитом: каждый вечер он собирал от 50 до 80 миллионов телезрителей. Ни один советский фильм – ни до, ни после – не пользовался таким успехом. В половине восьмого вечера, когда фильм начинали показывать по первой программе центрального телевидения, улицы советских городов пустели, уровень преступности резко падал, зато возрастал уровень потребления электричества.
Штирлиц превратился в культового персонажа советского фольклора – он стал любимым героем анекдотов и детских уличных игр в войну. Реплики из фильма и его музыкальный лейтмотив обрели не меньшую популярность и узнаваемость, чем цитаты из бондианы в англоязычных странах.
Высокопоставленных нацистов играли самые известные и любимые советские актеры. Все отрицательные персонажи вышли очень живыми и человечными, но обаяние самого Штирлица, которого сыграл кумир зрителей Вячеслав Тихонов, затмило остальных. Высокий красавец с правильными чертами лица и безупречной осанкой, он был идеалом силы и невозмутимости. Нацистская форма идеального кроя, сшитая в спецателье министерства обороны СССР, сидела на нем как влитая. Он был безупречным русским “немцем” и обладал гораздо более “арийской” внешностью и манерами, чем любой из нацистов, фигурировавших в фильме.(Впоследствии телефильм послужил источником вдохновения для молодых русских неонацистов, которые даже заимствовали себе клички у персонажей “Семнадцати мгновений”.)
Телефильм “Семнадцать мгновений весны” был частью пропагандистской кампании по улучшению образа органов госбезопасности, задуманной Юрием Андроповым, который возглавил КГБ в конце 1960-х годов. За ведомством к тому моменту закрепилась мрачная репутация тайной полиции – само его название сделалось синонимом политических репрессий. Предполагалось, что кампания повысит престиж службы и привлечет в органы молодых и образованных людей. Роман Юлиана Семенова, который лег в основу сценария, был написан по личному заказу Андропова, чтобы прославить подвиги советской резидентуры за границей и показать, как разведчики определяли ход истории и судьбу мира.
В своем документальном фильме Парфенов рассказал и отчасти воспроизвел историю создания картины. В строгом костюме с галстуком, какие носили в 1970-е, Парфенов входил в кабинет Андропова на Лубянке со словами: “У этого кабинета одна особенность: входишь в дверь, и для человека, сидящего за столом, ты кажешься мельче, чем на самом деле, а тот, кто за столом сидит, тебе кажется больше, чем на самом деле”. Затем Парфенов снимал трубку телефона с гербом СССР на наборном диске – так называемой “вертушки” – и, войдя в роль Андропова, вызывал своего заместителя, которому было поручено общаться с автором романа и консультировать создателей фильма.
Телекритик Ирина Петровская писала в то время:
Едва ли не каждая реплика корреспондируется с современной российской ситуацией. А в особенности – песня про мгновения. Все политические деятели, все отечественные и зарубежные специалисты ежедневно твердят по всем каналам, что Россия стоит на краю пропасти, что счет идет даже не на месяцы, а на дни, на часы, на минуты – то есть на мгновения. И вот летят они, как пули у виска, эти самые мгновения… обдавая ужасом тех, кто сидит по ту сторону “ящика” в надежде уловить хотя бы проблеск света в конце тоннеля. А нету того проблеска, как нету и того Штирлица, который сумел бы найти выход из самого безвыходного положения[335].
