Жив. Придворная врачевательница сказала, что он жив. Но, с другой стороны, эта женщина заключила, что ее отец мертв. Кому Хэсина могла верить?
Только себе.
Ей нужно было увидеть брата собственными глазами.
Хэсина стала вытаскивать из руки иглы для акупунктуры, и они с тихим позвякиванием падали на пол. Потом она присела – и едва не потеряла сознание от боли.
Она нащупала на спине выступающий, неровный край обожженной кожи и тут же потеряла желание проводить дальнейшие исследования. Глубоко дыша, она опустила руку и свесила ноги с кровати. Их обдало холодом. Палисандровый пол показался ей очень твердым.
Вставай, Хэсина.
Она встала.
Точнее, попробовала встать. Как и все попытки в ее жизни, эта закончилась неудачно.
Она упала на пол с грохотом, от которого у нее застучали зубы и загудел череп. Но этот звук был тихим по сравнению с ее криком. Кожа на ее спине плавилась. Что еще могло бы причинять такую боль? Когда узорчатые створки двери распахнулись и в комнату ворвалась придворная врачевательница, за которой неслась орда ее учеников, по щекам Хэсины текли потоки слез.
– Дураки! Как вы могли не заметить, что свеча погасла?
Ученики бросились в разные стороны – извиняться, заново зажигать медицинскую свечу, помогать Хэсине подняться. Все это было чересчур. Ее затошнило, повело назад, и она снова оказалась на полу. Мир перед ее глазами раскололся на части, а в ее горле застряло имя брата.
– Не трогайте меня.
Ученики отпрянули от нее. Один из них врезался в полку, стоящую у стены. Послышался звон бьющегося стекла.
– Дянься… – проскрежетала зубами придворная врачевательница.
– Отведите меня к брату. – Хэсина позволила нескольким из более опытных учеников помочь ей подняться на ноги.
– Я позову его.
– Нет. – Она не могла встретиться с ним в комнате, пропахшей ее слабостью. – Я пойду сама.
– Вы сможете сделать это со временем, – проговорила врачевательница. – Вы не вставали с кровати восемь дней.
Слишком долго.
– Когда к вам вернутся силы, мы…
Хэсина схватилась рукой за полку, на которой в ряд стояли хрупкие керамические горшочки с бесценными настойками врачевательницы. Ее жест представлял собой недвусмысленную угрозу. Раньше, обратившись к такой тактике, Хэсина переживала бы, что ведет себя по-детски, но теперь ей было все равно. Страх заставляет людей подчиняться? Значит, она использует это для своей выгоды.
– Отведите меня к нему, – приказала Хэсина. – Сейчас же.
Второй раз ей повторять не пришлось.
Ученики побежали за носилками, но Хэсина остановила их. Она придет к своему брату сама, даже если это ее убьет. Она выбрала двух сильных юношей, которые взяли ее под руки, и вместе они медленно и неуклюже вышли из лазарета и побрели по направлению к внутренним покоям. К тому времени, как они добрались до шелковых ширм, на ее лбу выступили капли пота. Но она шла дальше.
Когда они прошли мимо покоев Санцзиня, Хэсину охватила растерянность. Но потом они остановились у дверей в ее комнаты, и она увидела брата. Он был жив и даже стоял на ногах, повернувшись лицом к столу. Его голова была забинтована, но других видимых повреждений не наблюдалось.
Хэсине показалось, что она сейчас лишится чувств от облегчения.
Но она не позволила себе этого. Оставив учеников у двери, она зашла в комнату сама.
– Мне сказали, что ты накрыла меня своим телом, – проговорил Санцзинь, когда она прошла полпути по направлению к нему.
Она остановилась, покачнувшись, а ее брат заговорил снова, все еще не смотря на нее.
– Не стоило беспокоиться.
– Цзинь…
– Хочешь, расскажу, о чем я подумал, как только пришел в себя?
Он обернулся к ней. Его лицо было бледным, но не изуродованным. Заглянув в его глаза, матово-черные, словно камешки для игры в го, Хэсина почувствовала, как ее покидают последние капли жизни.
– Когда я узнал, что ее больше нет, я винил тебя. Я винил тебя за взрыв и за то, что она вообще оказалась в этой камере. Я говорил себе, что ничего этого не произошло бы, если бы не твой суд.
Первые его слова пронзили ее, словно иголки, а следующие процарапали сверху донизу, оставляя за собой кровавые нити.
– Потом я увидел тебя. Ты лежала на соседней кровати. Я очнулся. Ты нет. Я встал на ноги уже на следующий день. Тебя неделю мучила лихорадка. Когда врачевательница меняла тебе повязки…
Он осекся, и его кадык дернулся.
– Мне сказали, что ты закрыла меня своим телом, – прошептал он после долгой паузы. – Им пришлось отдирать тебя от меня. Я слишком поздно понял…
– Цзинь.
– …что ты по-прежнему относилась ко мне как к брату…
– Я всегда…
– …когда я этого не заслуживал.
– Цзинь. Прекрати.
Он послушался, а потом беззвучно заплакал.
Она бросилась к нему и обхватила руками его плечи.
– Все хорошо.
В эту секунду ее не заботило ни то, что он считал ее виновной, ни то, что у них получалось заботиться друг о друге только тогда, когда они были сломлены. Сейчас ей хотелось лишь одного: держать его в своих объятиях.
– Все хорошо.
Он задрожал еще сильнее. В кулаке он сжимал статуэтку – печать, которую у него взяла Хэсина, не совсем льва и не совсем собаку, забавную вещицу, которая не вписывалась в обстановку ее комнаты… как будто она была подарком.
Его пальцы побелели. Он держался за эту печать так, словно у него больше ничего не осталось.
У Хэсины перехватило дыхание.
– Что случилось с… с остальными?
Он покачал головой.
Значит, они погибли. Как Мэй. Их разорвало на куски. Они ушли безвозвратно.
Тогда почему, почему, почему они с братом остались живы?
Санцзинь задавался тем же вопросом.
– Почему? – задыхаясь, спросил он, когда рыдания перестали сотрясать его тело и перешли в спазмы. – Почему мы все еще здесь, Сина?
– Я не знаю, Цзинь. – Она не хотела знать. Но если ее подозрения окажутся верными, она никогда не расскажет брату правду. Она отняла у него единственного друга. Она не отнимет у него память об отце.
* * *
После маленького мятежа Хэсины придворная врачевательница поручила придворным стражам охранять двери лазарета. Хэсина молила, чтобы та ее выпустила. Неизвестные проникли в самую защищенную темницу во всем королевстве. Пять элитных стражей погибли вместе с первым пророком, осужденным за последние тридцать лет. Возможно, люди считают, что их королева умерла. Возможно, прямо сейчас они ровняют город с землей, пока она лежит в кровати и ничего не делает.
