— Я умираю, — говорит она. Она опускает руку со сжатым в ней платком, и я вижу зловещие пятна крови. — Осталось недолго. Поэтому я вынуждена тебя кое о чем попросить. — В ее глазах появляется невиданная доселе энергия. — Теперь ты знаешь ее, мою историю, Люси. Ты искала ее и нашла. Теперь делай с ней что хочешь. Когда я умру, мне будет все равно.
Идея кажется мне дикой, и я говорю ей об этом. Я даже не думаю о возможности использовать ее историю. Кроме того что это просто непорядочно, я никогда не стала бы подвергать другого человека тому, через что пришлось пройти мне самой, — грязным сплетням, а они пойдут, уверена. Мир будет исходить желчью, обсуждая ее трагедию, трагедию сломленной женщины, потерявшей самое сокровенное.
Она перебивает меня:
— Взамен я прошу твоей помощи.
— Что угодно.
Она облизывает пересохшие губы.
— Мой муж… — говорит она. — Я не знаю, где он. Он покинул Барбароссу сразу после самоубийства Изабеллы. Потерять Алфи — это одно. Он отказывался верить, что это сделала Изабелла, даже после того, как вскрытие доказало ее причастность. — Она замолкает. Я решаю не расспрашивать. — Но когда умерла она, это стало для него… катастрофой вдвойне. Нам бы тогда поддержать друг друга, но такие вещи не только разрывают людей изнутри, они рушат и внешние связи. Браки в том числе. Каждый из нас скорбел по-своему. Мы закрылись друг от друга. Конечно, после смерти Изабеллы Джио чувствовал не то же самое, что и я. Я возненавидела ее. Помню, что хотела найти более подходящее слово, которое могло бы точнее описать мое отвращение и боль, но не нашла. Только возможность сжать пальцы на ее глотке могла бы подарить мне покой. А он осуждал ее поступок, но не мог осудить ее саму. Не мог. Он так и не смог признать, что, если бы прислушался ко мне, мог бы спасти Алфи жизнь.
Я представляю себе эту пару в момент их первой встречи, их влюбленность, их глубокую привязанность друг к другу, которая должна была стать залогом их счастливого брака. В другой жизни, где не было бы Изабеллы, не было бы багажа их прошлых страданий, все у них было бы по-другому. Идеально. Я понимаю, что Вивьен тоже об этом думает.
— Я должна найти его до того, как покину этот мир, — говорит она, снова глядя на меня. Ей не нужно объяснять, о чем она думала только что. — Я признаю, что потеряла почти все, но точно знаю, что мой сын ждет меня и что должна увидеть лицо Джованни еще раз перед смертью.
— Он все еще в Италии?
— Я не знаю, где он. От него не было вестей с того самого дня, как он уехал. С 1989 года. Он мог даже умереть… Но я должна попытаться. Или попросить тебя. Пожалуйста, Люси. Ты — моя последняя надежда. Помоги мне. Помоги найти моего мужа.
Глава сорок девятая
Она уходит, оставляя меня с клочком бумаги в руках. На нем она написала адрес своего нового места пребывания: санаторий на озере Комо на севере страны. Это лечебница, говорит она, где она сможет получить необходимую помощь. Вивьен не собирается возвращаться в Барбароссу — замок больше не для нее. Она попрощалась и отпустила своих демонов. Я наблюдаю, как она растворяется в толпе. Ей понадобились все силы и решимость, чтобы покинуть свое убежище и приехать сюда. Она кажется миниатюрной, в ней мало осталось от женщины, которой она была раньше. Я размышляю о ее жизни, утрате, душевной боли, о силе чувств и подавляю в себе желание догнать ее. Зачем? Что еще я могу сделать?
Я понимаю, что хотела бы сказать ей многое: что Барбаросса спас меня, что ее тайна помогла мне забыть о собственной и подарила надежду на будущее, и если бы не вошла в ее жизнь, никогда не возродилась бы к собственной. Конечно, сравнивать происшедшее с нами невозможно, но есть и общие черты. Мы обе полюбили мужчину, обеим перешла дорогу другая женщина, и обе столкнулись со смертью, которая перевернула все с ног на голову. Но моя история — детская книжка с картинками в сравнении с сагой Вивьен Локхарт. Не хотела бы я, чтобы у нее был такой грустный финал. Я бросаю взгляд на обрывок бумаги. Меня охватывает жгучее желание выполнить ее просьбу. Я обязана найти Джио Моретти, пока не поздно. У меня мало времени.
Звонит Макс. Я не в состоянии рассказывать ему все по телефону, и мы договариваемся встретиться чуть позже. Я представляю себе, как расскажу ему все, а для начала раскрою правду о том, где пряталась Вивьен все это время, поведаю о выдуманной Адалине… и в конце концов дойду до смерти мальчика. Все это время я была одержима своей проблемой, жалела себя, возмущалась чужой подлостью и ждала, что жизнь исправит все за меня. Я даже понятия не имела, что значит бороться по-настоящему. К черту Джеймса Кэллоуэя и его зацикленность на себе! К черту всех, кто осуждает мои действия, не зная, как все было на самом деле. Вивьен показала мне, что значение имеют только те, кто делит с тобой жизнь: они знают правду. Для остальных это не их дело.
* * *
Какое-то время я сижу во дворе церкви, продумывая следующий свой шаг. Джованни Моретти не видели и не слышали много лет, с тех пор как Вивьен проводила его взглядом, когда он покидал Барбароссу с единственной сумкой на плече.
— Он ушел в закат солнца, — сказала мне Вивьен, уезжая. — Я всегда считала, что небо послало ко мне ангела в его лице, но в тот момент почувствовала это острее всего…
Внезапно звук сирены останавливает поток моих мыслей.
Он так резко разрывает тишину, что я вынуждена поскорее пересечь церковный двор и выйти на улицу. Там меня встречает хаос. Толпа бежит к мосту — видимо, оттуда видна причина всеобщей суматохи.
— Что происходит? — спрашиваю я по-итальянски у стоящего рядом мужчины.
— Пожар в районе холмов, — отвечает он. Я поворачиваюсь и вижу вдалеке дым. — Говорят, замок Барбаросса горит.
* * *
Не дослушав его, я бегу. Слышу едкий запах гари, над холмом поднимается столб серого дыма. Я не подозреваю, что мой итальянский настолько хорош, пока не останавливаю на обочине дороги парня и не уговариваю его одолжить мне велосипед. Я сую деньги ему в руку и через секунду уже кручу педали.
Движение на дороге блокируют пожарные машины, полиция и скорые, не давая проехать больше никому, поэтому я ныряю в ближайший переулок и петляю по узким улочкам, злясь, что не могу ехать быстрее, и мечтая не встретить препятствий на пути, чтобы я поскорее могла добраться до холмов, которые стали для меня домом. Домом. Это слово заставляет меня содрогнуться, потому что Барбаросса остается странным пугающим замком, на порог которого я ступила несколько недель назад. Но все же я несусь к нему, как стремилась бы к дому своего отца, к дому, где выросла, где умерла моя мама. Он важен для меня. Улочки становятся все уже, поднимаясь вверх, люди вокруг стоят, вглядываясь в горизонт, рев сирен держит всех в напряжении. Дыма становится все больше, он покрывает сединой чистое голубое небо, перестает быть просто поднятым в воздух пеплом и становится живым существом, особой формой жизни, питающейся любовью и ненавистью, сеющей смерть и хаос.
