Книга Вилла Пратьяхара - Катерина Кириченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
Минут десять я сижу в темноте и борюсь с вновь возникшим нервическим желанием закурить, но меня останавливает страх быть обнаруженной. Я представляю, что будет, выдай я чем-нибудь свое присутствие, и меня пробирает озноб. Жанна немедленно вытащит меня за руку из моего укрытия и примется истерически хохотать, Арно в своей всегдашней манере сдержанно, но выразительно поднимет брови и наморщит лоб, а мне не хватит никакой фантазии придумать себе хоть слабое оправдание, и всем станет очевиден жалкий факт: я просто тут подглядываю . Одна мысль о том, чтобы оказаться в этой ситуации и пережить подобный позор вызывает у меня судороги. Надо как можно скорее убираться восвояси. Но сначала следует все-таки…
С отчаянием обреченного я привстаю на колени и заглядываю в окно. Прыгавшее до сих пор сердце в тот же миг останавливается, и, кажется, заодно я перестаю и дышать.
Судя по тому, что я вижу, мое жалкое присутствие не скоро будет обнаружено: людям в комнате абсолютно не до меня.
Первое, что бросается в глаза и буквально режет меня пополам неожиданным спазмом в животе, это ослепительно белые, до неприличия контрастирующие с шоколадным телом незагорелые ягодицы Арно, в каком-то механическом ненатурально-размеренном темпе движущиеся взад и вперед; второе — это впившиеся ему в спину, накрашенные алым лаком ногти Жанны. Они стоят лицом друг к другу у дальней от меня стены. Арно мне видно целиком, он повернут ко мне спиной, съехавшие вниз джинсы кучкой лежат на полу, словно каторжными цепями сковывая его ноги; от почти полностью скрытой его телом Жанны мне видны только стиснутые, с побелевшими костяшками кисти рук и разметавшаяся по деревянной обшивке огненно-рыжая шевелюра, вздрагивающая в такт его монотонным, но при этом пропитанным угрюмой силой движениям. Арно похож на идеальную поршневую машину: при каждом движении вперед его ягодицы напрягаются и в их центре образуются глубокие ямочки, в которые немедленно забирается тень от свечей, одной рукой он упирается в стену, другая обвивает Жанну за талию, крепко прижимая к себе. Они словно слились в единый организм, четырехрукого и четырехногого монстра, похожего на Шиву и движущегося в каком-то странном замедленном танце. Неожиданно рука Арно — властная, мускулистая, с рельефно вздувшимися венами — отрывается от стены и хватает Жанну за волосы, на мгновение мне становится видно ее перекошенное страстной гримасой лицо, полуоткрытый рот с блестящей полоской влажных зубов, но рука тут же отпускает ее и с глухим ударом снова упирается в стену. Если не считать этого удара, то вся сцена происходит совершенно беззвучно, как в немом кино, и это в ней самое страшное.
Парализованная, я не сразу чувствую боль в пальцах, судорожно ухватившихся за подоконник, и лишь когда они проскальзывают, срываясь по грубым необструганным доскам, прихожу в себя. Молниеносным движением я сгибаюсь пополам и оседаю на землю. В тусклом свете, падающем из окна, мне видны черные капли крови, прямо на глазах проступающие из царапин на пальцах. По-прежнему ничего не соображая, оглушенная тишиной, ослепленная и одеревеневшая, я подношу пораненную руку к губам и пробую кровь на вкус. Она густая и соленая. Я слизываю ее языком и, смешавшись со слюной, она начинает течь с удвоенной силой, расползаясь по мельчайшим складкам кожи и напоминая хищного осьминога, охватывающего меня своими страшными щупальцами.
— А-а-а-а-у… — вдруг раздается из дома протяжный, постепенно нарастающий стон Жанны.
Я пытаюсь заткнуть уши руками, но при резком движении ключик на моем браслете внезапно цепляется за что-то, раздается негромкий хлопок и тонкая золотая цепочка соскальзывает с запястья и падает в траву. Я становлюсь на колени, кляня себя, ползаю под окном, судорожно шарю рукой в темноте, но чертова безделушка словно испарилась.
— А-а-а… О-о-у… Арно-о-о-о… — опять стонет Жанна, и теперь к ее голосу примешивается вторящий ей в унисон мужской хрип. Его хрип. Глухой. Звериный.
Я чувствую, что еще немного, и я потеряю сознание. Я больше не контролирую себя. Толком не отдавая себе отчета в том, что делаю, я поднимаюсь на ноги и, не прячась, бегу по лужайке в сторону темной дыры между деревьями, по пересохшему руслу ручейка, спотыкаясь о камни, вниз, и в следующий раз перевожу дыхание, только оказавшись уже на спасительной полоске пляжа.
О том, чтобы спокойно вернуться домой и в обществе циничной Венеры провести там бессонную ночь с бутылкой вина и двумя пачками сигарет, не может быть и речи! Все, что угодно, но только не это! Словно в тумане, я добираюсь до своей каменистой террасы, но не останавливаюсь, а пересекаю ее и иду дальше. Очень вовремя откуда-то выныривает пропащая луна, и, освещенные ею, скалы теперь кажутся покрытыми инеем. Пару раз я встаю, сгибаюсь пополам, держась рукой за валуны, и пытаюсь перевести дух, но вскоре опять продолжаю путь, пока не достигаю, наконец, расщелины. Передо мной открываются два варианта: спуститься вниз на наш галечный пляжик и взвыть там диким зверем, раздеться, пойти купаться, рассмешить крабов и утопиться, или подняться чуть выше по склону, туда, где начинается скалистая тропка к пещерам. Я выбираю второе и через минуту подхожу к напоминающей разверзнутую пасть каменной дыре, из которой слабо сочится свет от свечи.
Стас еще не спит. Ссутулившись над столом и замотавшись в спальный мешок, он сосредоточен на том, что пытается найти правильное место для зажатой в его руке шахматной фигуры.
Словно тень, я бесшумно захожу внутрь.
— Привет, — говорю я внезапно охрипшим голосом.
— О, господи! — Стас вздрагивает и роняет фигуру. — Ты? Что-то случилось?
— Да, — говорю я, продолжая медленно приближаться к перевернутому ящику, работающему тут столом. Обогнув его, я отодвигаю подальше шахматную доску, сажусь на колени перед Стасом и беру его острый подбородок в свои руки.
Стас хмурит брови, отчего по его бледному лицу ложатся причудливые длинные тени. Но я вижу не их, у меня перед глазами стоят те, другие тени — в ямочках посреди мерно двигающихся ягодиц. На долю секунды мне кажется, что я теряю сознание. Голова начинает кружиться, и я закрываю глаза и делаю медленный вдох. Пахнет воском и сыростью, и почему-то это отрезвляет и придает силы.
— Погоди… Дд…ддетка… Что сс…сслучилось? Что ты делаешь?.. — растерянно бормочет Стас, но я залепляю ему губы своими губами, обеими руками упираюсь ему в грудь, с силой толкаю назад и начинаю расстегивать пуговицы на рубашке.
— М-м-м… — мычит Стас, оказываясь поваленным на спину.
Но моя рука уже расправилась с рубашкой и рывками расстегивает ремень на его джинсах.
Утро застает меня на моем вечном посту на террасе. Свернувшись клубком и поджав под себя одну ногу, другой — босой, безвольно свешивающейся с кресла — я ритмично постукиваю по ножке столика. Пепельница уже (или еще?) переполнена окурками, в моей руке чашка с остывшим чаем, из которой болтается давно покоричневевший хвостик с бумажной биркой заварочного пакетика. То ли я так и не ложилась, то ли после короткого и неплодотворного сна уже вскочила, едва первые лучи скользнули на второй этаж моей одинокой, прислонившейся к скале неприступной каменной башни? Этот несущественный вопрос меня совершенно не занимает. Я превратилась в томительное, застывшее вместе со временем ожидание, которому, видимо, суждено вымотать из меня последние жилы, ибо предположить, что рыжая соблазнительница соизволит разлепить сонные глазки, выскользнуть из объятий ее нового французского принца и доковылять до дома в такую рань — решительно невозможно. Карпы лениво виляют глянцевыми боками в крошечном водоемчике, длинные утренние тени постепенно укорачиваются, окружающие террасу камни превращаются из розовых в золотые, а пара влюбленных бабочек суетится над алеющими цветками геликонии. Медленно, но верно распускает свои душные объятия пробуждающаяся от ночного забытья жара.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Вилла Пратьяхара - Катерина Кириченко», после закрытия браузера.