– Я ничего не скажу, – сказала Сара. – Обещаю.
– Я знаю, что не скажешь. – Он кивнул на дверь, а когда она заколебалась в нерешительности, сказал: – Ну, иди.
Сдержав желание побежать, вырваться, снова вдохнуть свежего воздуха, увидеть небо, услышать птиц, ощутить запах хвои, она робко шагнула к двери и оглянулась на Хауза. Его лицо было ничего не выражающей маской. Она сделала еще шаг и подумала, как снова увидит Трейси, и маму, и папу, как будет просыпаться в своей постели, у себя дома. Она скажет себе, что это был просто кошмарный сон, чудовищный кошмар. И не будет вспоминать, что Эдмунд Хауз делал с ней. Она будет продолжать жить своей жизнью. Она поступит в университет и окончит его, а потом вернется жить в Седар-Гроув, как они всегда с Трейси планировали.
Когда она дошла до двери, шею ей обвила цепь, и Хауз дернул. Свет из дверей стал далеким, словно она падала в глубокий колодец. Сара схватилась за цепь и напрягла руки, и ей показалось, что она видит Трейси, прежде чем с размаху ударилась затылком о бетонную стену.
Глава 64
– Мне совсем не хотелось убивать ее. – Эдмунд Хауз снова сел на генератор, положив руки на колени, словно рассказывал историю у лагерного костра. – Но я знал, что больше не представится такой возможности избавиться от тела. И я не собирался садиться в тюрьму. – Он выпрямился, и в его голосе зазвучала злоба. – Мне нужно было оставаться на свободе. Я все хорошо рассчитал, привезя ее сюда. Но потом Каллоуэй устроил всю эту ерунду с доказательствами и сговорился со всеми – Финном, Кларком, вашим отцом. Даже мой дядя повернулся против меня. И потому я решил: если вся моя оставшаяся жизнь пойдет к черту, я возьму с собой Каллоуэя и расскажу ему подробно, что я сделал с Сарой. – Хауз усмехнулся. – Одна большая проблема. Он не записывал наш разговор. Я знал, что это дает ему свободу действий, но никогда в самых диких мечтах не представлял, что это же и подвесит его за задницу. Ну, не ирония ли? Когда в первый день за мной закрылась дверь в Уолла-Уолле, я думал, что проведу там всю оставшуюся жизнь. – Он помолчал, глядя на Трейси, отчего она съежилась. – А потом ты приехала поговорить со мной. – Его разобрал смех. – И чем больше мы говорили, тем яснее я понимал, что они не рассказали тебе о том, что сделали. Ты рассказала мне про украшения, что в тот день их не было на твоей сестре, что она не могла их носить, но никто не хотел тебя слушать. Должен признаться, во мне воскресла надежда, но потом я понял, что, похоронив Сару на дне озера, я перехитрил самого себя. И я приготовился сидеть дальше. Похоже, судьба сыграла шутку.
Трейси сползла по стене, ноги больше не держали ее. Она знала, кто решил не говорить ей. Это и было то, чего Деанджело Финн не сказал ей в тот день, когда она приехала к нему. Это было то, о чем Рой Каллоуэй чуть не проговорился у ветеринарной клиники. Это было решение ее отца, и он взял с них клятву никогда не говорить ей. Это о Трейси говорил Финн, это она осталась, это ее отец так любил.
Отец и Каллоуэй догадались, что Хауз охотился за Трейси, что это она должна была попасть в эту дыру, похищенная преследовавшим ее психопатом. Джеймс Кроссуайт запретил им говорить хоть слово, понимая, что вина будет для дочери невыносимой, что это убьет ее.
– Боюсь, я должен уйти. – Хауз встал. – Я недоделал одно дело.
– Тебе это не сойдет с рук, Хауз. Каллоуэй знает. Он придет за тобой.
Хауз улыбнулся.
– На это я и рассчитываю.
Глава 65
Как прикинул Дэн, Каллоуэй уже ступил на край участка Паркера Хауза, оба тяжело дышали, завывал ветер.
– Харли нашел прокол в бензиновом шланге. Наверняка это сделал Хауз в Олимпии во время соревнований. Может быть, он предполагал просто посмотреть, как далеко машина уедет с этим.
– Это не всплыло на суде, – сказал Дэн, борясь с порывом ветра.
Его руки и ноги онемели от холода.
– Это была машина Трейси, и Трейси дала Саре свой черный стетсон. Та надела его, чтобы защититься от дождя. И они были очень похожи. В темноте Хауз не заметил разницы. Рассказывая мне, что он сделал с Сарой, как снова и снова насиловал ее, прежде чем убить, он рассмеялся и сказал: «А ведь она была не той, кого я хотел». Это тоже не прозвучало на суде. Джеймс не хотел, чтобы Трейси жила с этим.
– Это бы убило ее, – согласился Дэн. – Но, Рой, почему вы не остановили Трейси, прежде чем дошли до этой точки? Почему не сказали ей, прежде чем дело зашло так далеко?
– Потому что я никогда не думал, что до этого дойдет, – ответил Каллоуэй. – Я не знал о снимке или что Сара не могла носить эти сережки в виде пистолетов. Трейси держала все это при себе, убежденная, что это какой-то заговор. Я также не знал, что волосы взяли с расчески, которой пользовались обе сестры. Тогда об этом не подумали. И потом, все, что я ей говорил, чтобы убедить, она воспринимала как ложь, а ее отец умер, и мать ничего не знала. Ничто не могло убедить Трейси оставить это дело.
Каллоуэй посмотрел на одинокий огонек в доме у задней стороны участка.
– Никогда не думал, что снова приду сюда. – Он встретился глазами с Дэном. – Не знаю, что мы здесь найдем. Если что, сразу стреляй. Даже не целясь. Просто спускай курок.
Каллоуэй двинулся вперед от сугроба к сугробу, пока они не добрались до хибары. Когда шериф снял перчатки, Дэн последовал его примеру и засунул их в карман. Ствол ружья был обжигающе холодным. Было больно сгибать пальцы, когда он сжал кулаки. О’Лири попытался подышать на них, но во рту было сухо, и он ощутил, что не может отдышаться.
Держа ствол вверх, Каллоуэй подошел к двери. Повернул ручку. И бросил на Дэна многозначительный взгляд, как тогда, когда разгреб в снегу пень: «Он знает, что мы идем».
Шериф шагнул внутрь. Дэн придержал дверь, чтобы ветром ее не распахнуло, и тихо закрыл. Внутри слышалось гудение генератора. Вслед за Каллоуэем он прошел в комнату. Тот двигался осторожно, его глаза бегали по сторонам. Дойдя до середины, он вдруг замер, потом бросился к креслу.
Паркер Хауз.
– О боже, – прошептал Дэн.
Каллоуэй приложил палец к губам. Он прошел по коридору и включил фонарь, направляя его и ствол винтовки поочередно в обе комнаты. Потом вернулся и приложил два пальца к шее Паркера. Тот был мертвенно бледен, его губы посинели.
– Он жив, – прошептал Каллоуэй, хотя это казалось невозможным.
Паркер открыл глаза, и это минимальное движение было поразительно, как будто ожил мертвец. Его глаза ничего не выражали. Он был как в полусне.
Каллоуэй опустился перед ним на колени.
– Паркер! Паркер!
Взгляд Паркера переместился на него.
– Она у него?
Хауз как будто попытался что-то сказать, потом сморщился, пытаясь глотнуть.
– Дай ему что-нибудь попить.
