Нетвердой походкой, прихрамывая, она направилась к тому месту, где во всей своей вычурной красе возвышался их свадебный торт.
— Мы даже торт не разрезали, — сказала она, слегка проведя усталым пальцем по причудливым цветам из сахара, окрашенным в светло-сиреневый, голубой и бирюзовый оттенки, из-за чего на торте, казалось, расплываются синяки.
— У нас как-то не было случая это сделать, — напомнил ей Джек.
— Хочешь, сделаем это сейчас? — спросила Марта, подняв нож, до той поры терпеливо ожидавший своего часа, лежа сбоку от девственно-нетронутого торта. — Я умираю от голода.
— Не стоит.
— Не могу же я резать его одна, Джек. Это плохая примета.
— Ты думаешь, сейчас это еще имеет какое-то значение? Знаешь, совсем не так я представлял себе начало своей семейной жизни.
В полумраке Марта взглянула на него.
— Я так тебя обидела, причинила такую боль, — безжизненно проговорила она. — Но я не хотела. Просто не знаю, что еще сказать.
Джек налил себе еще шампанского.
— Иди сюда, Джек, разрежем торт, — настаивала она. — Ну пожалуйста.
Он встал и пошел к Марте, шагая так, как будто к его ногам были привязаны гири. Его жена — странно называть ее так — выглядела как ребенок, который с трудом сдерживает волнение, ему вдруг пришло в голову, что даже такой красавице, как Марта, нужно еще расти и расти. Может быть, этот рост начнется сегодня.
Марта держала над тортом занесенный нож, кончик его проткнул ломкую белую глазурь.
— Давай, — сказала она, — положи свою руку на мою.
Джек сделал, как она просила. Ее рука уже была твердой, дрожание прекратилось, но она была холодной, как мрамор.
— Ты замерзла, — сказал он, накрывая своей ладонью ее пальцы.
— С тобой мне тепло, — сказала Марта и посмотрела ему в глаза. — Готов?
— Готов. — Джек нажал на ее руку, и лезвие свободно прорезало глазурь. Марта повернула нож, и они вдвоем отрезали тонкий пласт торта.
Марта вынула нож.
— Операция прошла успешно, не так ли?
— Пожалуй.
Не выпуская кусок торта, она протянула его Джеку, чтобы он откусил от него.
— Мне не хочется торта, — сказал он.
— Ешь, — настаивала Марта.
Он наклонился и откусил кусочек.
— Вкусно, — сказал он, одобрительно кивнув. — Неплохой торт. Гостям бы понравился.
Марта положила кусок торта и склонилась над столом.
В полной тишине мерцал сверкающий шар, и Джек видел, как пульс бился на шее Марты. Ее рука поднялась к этому месту, и пальцы провели по шее; Джеку показалось, что она проглотила комок.
— Я сделала ужасную, просто ужасную ошибку, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами. — Не знаю, как мне ее исправить, Джек.
Он стоял и смотрел, как сверкают огоньки, отражающиеся в его новых, неудобных, слишком глянцевых туфлях.
— Ты сможешь меня простить?
— Я люблю тебя, Марта, — сказал он, посмотрев на свою растрепанную невесту. — Ничто не может этого изменить. И я дал тебе торжественную клятву.
— Я тоже дала ее тебе, но все разрушила. Расколотила на мелкие кусочки прямо у тебя перед носом.
Марта расплакалась.
— Ладно, ладно, — сказал Джек. — Не плачь. Не надо плакать на своей свадьбе. Все будет хорошо.
— Как мне все исправить?
Джек поднял ее лицо и взял его в свои ладони.
— Почему ты вернулась, Марта?
Марта всхлипнула:
— Потому, что не могла быть вдали от тебя.
— Мне этого достаточно, — сказал он.
Марта хлюпнула носом.
Он привлек ее к себе:
— Давай опять станем парой, Марта. Мужем и женой. Забудем все и просто будем жить, как будто ничего не случилось.
— Мы сможем?
— От каждого из нас потребуется немного усилий и много любви.
— Я же была тебе неверна, Джек.
— Неверность — это не всегда самое страшное, что может случиться в браке.
— В день нашей свадьбы!
— Да, время ты выбрала не самое подходящее.
— А что скажут люди?
— Никто ни о чем не знает. И не узнает никогда, — заверил ее Джек.
Марта как будто колебалась. Джек взял ее руки в свои.
— Если ты скажешь, что Глен был ошибкой, то с этим я смогу смириться. С чем я смириться не смогу, так это если мы не сможем исправить эту ошибку. — Уголки рта его жены все еще были опущены, а нижняя губа опасно подергивалась.
— Джек, как же ты можешь быть таким всепрощающим?
— Марта, — вздохнул он, — я ждал так долго, так долго, пытаясь найти ту, с кем смог бы провести остаток жизни, что не собираюсь легко с этим расстаться.
— Даже несмотря на то, что я смогла, — всхлипнула Марта.
— Ты помнишь нашу клятву? «И в богатстве, и в бедности, и в горе, и в радости». — Джек смахнул слезу со щеки жены. — Наверное, с нами произошло то, что подразумевается под горем.
— «Оставив прежнюю жизнь, — продолжила Марта, — и соединившись с тобой на все дни жизни моей». Вот тебе моя торжественная клятва.
— «Любить и уважать друг друга…»
— Люби меня, Джек!
И он обнял прильнувшую к нему Марту.
— Кажется, в этом месте полагается поцеловать невесту…
Джек почувствовал вкус губ Марты на своих губах; они были сладкими и солеными от слез.
— Я люблю вас, миссис Лабати, — сказал он, — и буду любить всегда.
— И я люблю тебя, Джек, — сказала ему в ответ Марта.
Джек повлек ее на площадку для танцев.
— Не согласится ли моя жена разделить со мной наш танец, который мы впервые протанцуем в качестве супругов?
И они услышали, как зазвучала тихая музыка, музыка для них двоих: «Говорил ли я тебе, что люблю?..»
— По-твоему, мы сможем все это оставить позади?
— Надеюсь, что в двадцать пятую годовщину нашей свадьбы мы оглянемся назад и улыбнемся тому, какими молодыми и глупыми мы были, — ответил он.
— Какой молодой и глупой была я, — поправила его Марта, положив голову ему на плечо.
Глава 48
Дональд боролся за свою свободу, как будто в него вселился дьявол. Портплед Дэмиена подпрыгивал и крутился вокруг колен, и, чтобы утихомирить стремящегося на волю Дональда, ему пришлось приложить неимоверные усилия и крепко зажать мешок между ног, но все же не настолько крепко, чтобы свет дня померк в утиных очах. Затем возникла новая причина для беспокойства.
