«Когда ты вернешься – а ты обязательно вернешься, – я трахну тебя так, солдат, будто ты только что вернулся домой с войны».
Он пролистал три четверти тетради до того места, на котором остановился.
От карандаша остался последний дюйм.
Трубка угасала.
Тобиас примял пепел и сделал последнюю затяжку, собираясь с мыслями, а река с журчанием текла мимо.
Там, где он сидел, солнце покинуло здание[45], хотя все еще касалось вершины горы по другую сторону реки, в полумиле отсюда.
Стая аберов, похоже, уходила.
Он слышал, как аберы вопят и визжат, двигаясь по долине, освобождая ему дорогу к дому.
Тобиас написал: «День 1308. Я буду краток. Моя последняя ночь в глуши и так много эмоций. Из своего лагеря я вижу горы, окружающие Заплутавшие Сосны, и, если повезет, уберусь из холодины завтра днем. Я столько всего предвкушаю… Теплую постель. Теплую еду. Я снова буду разговаривать с другим человеческим существом. Сидеть с бокалом виски и рассказывать людям обо всем, что видел.
Только у меня есть ключ к тому, что всех нас спасет. Я в буквальном смысле слова единственный человек в мире, который может спасти мир. Я несу на плечах груз знаний, но все это не столь важно.
Потому что чем ближе я к Заплутавшим Соснам, тем больше мои мысли заняты лишь тобой.
Нет ни единого дня, когда бы я о тебе не думал.
О времени, которое мы провели вместе. О том, что я чувствовал, обнимая тебя в ту последнюю ночь.
А завтра я снова тебя увижу.
Мой милый, дорогой ангел…
Чувствуешь ли ты, что я близко? Чувствуешь ли каким-то образом, нутром, что всего спустя несколько часов мы снова будем вместе?
Я люблю тебя, Тереза Бёрк.
Всегда.
Никогда не думал, что доживу до того, чтобы написать эти слова, но…
Засим подписывается
Адам Тобиас Хасслер».
Глава 27
Подожженная машина все еще дымилась. Светофор не горел, и уличные фонари погасли. Теперь, когда во всей долине не горела ни одна лампа, звезды светили с яркой ледяной силой.
Итан вышел на середину улицы, Тереза цеплялась за его руку, с другой стороны шла Кейт.
Если Терезу и раздражало, что они втроем так близко друг от друга, она ничем это не показывала. По правде говоря, Итан не был уверен, что именно чувствует сам, идя между ними. Так много любви, и страсти, и боли…
Как будто он оказался между противоборствующими силами.
Одинаковыми полюсами двух магнитов, находящимися в опасной близости друг от друга.
Люди начали выходить из театра.
Итан протянул Кейт мегафон и сказал:
– Сделай мне одолжение. Удержи всех здесь. Мне нужно кое-что проверить.
– Что происходит? – спросила Тереза.
– Я не вполне уверен.
Он отодвинулся от нее и пошел к «Бронко».
Абер разнес машину в пух и прах. В середине ветрового стекла зияла большая дыра, передние сиденья были усыпаны стеклом и выпотрошены, из них была выброшена поролоновая набивка. Итан ничего не видел сквозь ветровое стекло, поэтому забрался на капот и выбил ногой остатки стекла.
Он поехал на юг по Главной, и ветер струился в ничем не защищенное окно, так что слезились глаза.
Добравшись до изгиба дороги, Итан свернул и поехал дальше, по отпечаткам шин, оставшимся после его прошлого набега в лес. Фары дальнего света посылали лучи между деревьями.
Он нашел путь к засохшему сосновому пню и выключил двигатель.
Вышел и шагнул в темный лес.
Что-то было не так, и, приблизившись к ограде, Итан понял, что его так тревожит. Тишина.
Здесь не должно было быть так тихо.
Этим проводам и утыканной шипами проволоке следовало бы гудеть.
Он пошел вдоль мертвой ограды на запад.
Потом пустился трусцой.
Потом побежал.
Спустя сотню ярдов Итан добрался до ворот – тридцатифутовой секции на петлях, через которую можно было выйти в долину. Именно через эти ворота уходили Кочевники и через них же – изредка – возвращались. Через них Пилчер иногда посылал в дикие места грузовики, чтобы запастись дровами или провести ближнюю разведку.
До настоящего момента Итан никогда еще не созерцал ужасного зрелища широко распахнутых ворот.
Он стоял, глядя через ворота на невообразимо враждебную землю за ними, и его поразила мысль, несущая с собой слабость и озноб: он полностью ошибся в оценке Пилчера.
В лесах раздался вопль.
Потом еще один.
И еще.
Шум ширился, усиливался, пока не показалось, что от него дрожит земля, словно через лес мчится ад.
К обесточенной ограде.
К открытым воротам.
К Заплутавшим Соснам.
Еще две секунды Итан стоял, застыв, и в голове его крутился один-единственный вопрос, а в душе нарастали паника и ужас.
«Что. Ты. Наделал?!»
И он побежал.
А теперь заглянем в третью книгу из серии «Заплутавшие Сосны»…
Итан рванул обратно к «Бронко». Паника нарастала с каждым шагом, с каждым отчаянным вдохом. Он уже пытался отыскать выход, способ все это исправить.
Но эта умолкшая ограда…
Открытые ворота…
Это была смерть – без вариантов.
Он ехал между деревьями слишком быстро, выжав из подвесок все возможное, стряхнув последние острые осколки с лобового стекла.
Вверх по насыпи, на дорогу.
Он вдавил педаль газа в пол.
* * *
Весь город ждал Итана перед театром.
Четыреста с лишним человек стояли кру́гом в темноте, как будто всех их вышибли с костюмированного бала.
«У нас нет шансов», – подумал Итан.
Шум толпы был оглушительным.
Люди оправлялись от недоверия и шока, начиная разговаривать друг с другом – в некотором смысле, разговаривать впервые.
Подошла Кейт. Она раздобыла настоящую одежду, и кто-то наспех зашил ей разрыв над левым глазом.
Итан подвел ее к машине – туда, где их нельзя было подслушать.
– Пилчер вырубил электричество, – сказал он.
– Да, я догадалась.
