Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
Ему тут же подумалось, что все когда-нибудь кончается, в том числе и удача. И даже если она не оставит тебя до глубокой старости, рано или поздно ты все равно умрешь. А стало быть, если есть возможность попрощаться – ну хотя бы на всякий случай, – было бы просто неразумно ею не воспользоваться. «И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг» – так, кажется, сказал поэт…
– Ты там застрял, что ли? – разрушив мрачноватое очарование момента, прозвучал из-под земли сердитый голос Казакова.
– Иду, – сказал Борис Иванович и, придерживая на груди автомат, ногами вперед протиснулся в узкий лаз, где действительно ничего не стоило застрять. Потом из лаза появилась его шарящая рука, нащупала оставшийся на краю рюкзак и рывком утащила за собой. Каменистое плато опустело, лишь в метре от вентиляционной шахты в траве неуместно весело поблескивал моток новенькой медной проволоки – очередная растяжка, обезвреженная ими прямо тут, на месте.
«Что за глупость, в самом деле? – с неловкостью думал Рублев, ногами вперед продвигаясь по узкой норе следом за прокладывающим дорогу Казаковым. – Тоже выдумал – с солнцем прощаться, старческую сентиментальность демонстрировать! Вернее сказать, старческий маразм. Известно ведь, что прощаться – плохая примета. Да и не в приметах, наверное, дело. Просто, когда начинаешь нюни распускать, устраивать эти показательные выступления: прощай, солнышко, прощай, березка, не знаю, доведется ли снова свидеться, – поневоле настраиваешься на то, что нет, не доведется. А на что настроишься, то и получишь: вкатят тебе свинцовый гостинец промеж глаз, пока будешь по солнышку да березкам вздыхать, и вся недолга…»
Казаков на правах здешнего старожила полз впереди. Ему приходилось труднее, потому что он полз на животе, головой вниз, прощупывая каждый сантиметр дороги перед собой миноискателем и просвечивая фонариком. Висящий за спиной автомат цеплялся за осыпающиеся стенки, пристегнутый к лодыжке тяжелый рюкзак то волочился сзади, затрудняя движения, то вдруг, преисполнившись энтузиазма, норовил покатиться вперед, обгоняя хозяина.
– Растяжка, – сказал вдруг Сергей, и Борис Иванович послушно замер на месте, ожидая, пока он устранит препятствие.
Пока они ползли, Казаков трижды произнес это слово «растяжка» и обезвредил две противопехотные мины – тоже старые, немецкие, но пребывающие в таком состоянии, словно их только вчера сняли с конвейера. – А дело-то может выгореть, Иваныч, – сказал он, откладывая в сторону вторую из них. – Видал цацки? Их-то выбросить легче, чем торпеды, а они – вот они, целехоньки, прямо как новые. Может, и в самом деле получится?
– Что значит «может»? – сердито сказал ему Рублев. – Должно получиться! Обязано. Ты сюда зачем пришел – дело делать или на ромашке гадать? Любит – не любит, плюнет – поцелует… Шевели фигурой! А то чем дольше я тут лежу, тем сильнее мне кажется, что меня по ошибке заживо похоронили…
Казаков неопределенно хрюкнул, завозился, прополз пару метров, остановился и сказал:
– Растяжка.
– Заставь дурака Богу молиться… – проворчал Рублев. – Зачем, спрашивается, они их на каждом шагу понатыкали? Для барана, который прет напролом, не разбирая дороги, хватило бы и одной. А для того, кто привык смотреть под ноги, что одна, что двадцать одна – никакого различия. Они нам эти гранаты, считай, подарили.
– Угу, – Казаков протянул назад руку с зажатой в ней гранатой. – Держи пока. Я тебе как раз одну должен.
Борис Иванович не сразу понял, о каком долге идет речь, а когда понял, только досадливо крякнул: Сергей опять говорил о том курьезном случае с гранатой, убившей человека раньше, чем догорел запал.
Вскоре земляные стенки кое-как расчищенной Сергеем при помощи электрошоковой дубинки и ржавой немецкой каски норы оделись в бетон, раздвинулись и стали идеально ровными. Судя по всему, база немецких подлодок прекратила свое существование раньше, чем строительство, в том числе и бетонирование вот этого вентиляционного канала, успели довести до конца. Прорытая военнопленными наклонная шахта осыпалась, почти полностью перекрыв ток воздуха, и, если бы не Захар Токмаков, о котором Сергей уже успел прожужжать Рублеву все уши, ее бы никто никогда не обнаружил. «Жалко этого Токмакова, – подумал Борис Иванович. – Видно, мужик был дельный. И неробкого десятка. Да, и еще этот, как его… уникум. Тем более жалко…»
Казаков снова остановился. Свет его фонарика вдруг куда-то пропал – не погас, а именно пропал, как будто провалившись в какую-то яму. Тогда Борис Иванович включил свой и увидел заднюю половину бывшего ротного – испачканный землей рюкзак, подошвы ботинок, ноги и то место, откуда они растут. Всего остального как не бывало, но Борис Иванович даже не успел как следует испугаться, потому что в следующую секунду глухой, будто из-под земли, голос Сергея не столько произнес, сколько натужно прокряхтел:
– Командир, подержи за ноги. Сможешь?
Вместо ответа Рублев, рискуя сломать хребет или заклиниться намертво в узком пространстве вентиляционной шахты, развернулся головой вперед и ухватил его за лодыжки.
– Действуй.
Казаков продвинулся еще дальше и повис в воздухе. Скрипя зубами от тяжести, Борис Иванович держал его за ноги. Теперь прямо перед лицом у него находился квадратный лаз, из которого эти ноги торчали, и он мог видеть, как Сергей, подсвечивая себе фонариком, висит вниз головой и водит из стороны в сторону щупом миноискателя.
– Вроде чисто, – сказал он наконец и по очереди бросил на виднеющуюся прямо под лазом кучу слежавшейся земли фонарь и миноискатель. – Отпускай.
– Готов? – спросил Борис Иванович.
– Да готов, готов! – послышался снизу раздраженный ответ. – Долго я буду тут болтаться, как дерьмо на ниточке? Понравилось, что ли?
– Пошел! – сказал Рублев и с облегчением отпустил пыльные голенища армейских ботинок.
Казаков приземлился на вытянутые перед собой руки и кувырком скатился на бетонный пол.
– Давай, – сказал он оттуда.
Борис Иванович передал ему оба рюкзака, спустил ноги в лаз, повис на руках и разжал пальцы. Прыгать было невысоко. Приземлившись, он сразу включил фонарь и обвел им наклонные стены из монолитного бетона, усиленные мощными ребрами жесткости. На бетонном полу валялся какой-то неопределенный, покрытый ровным слоем пыли мусор. На стене виднелся выведенный громадными, метровой высоты, цифрами номер штольни – 17; ниже было готическим шрифтом написано «Ахтунг» и еще что-то – что именно, он не разобрал, поскольку надпись была то ли стерта, то ли замазана.
– Далеко? – спросил он деловито, вскидывая на спину рюкзак.
– Метров сто пятьдесят, – рассеянно ответил Казаков. Он зачем-то погасил фонарик и немного постоял, вглядываясь в темноту. – А дело-то дрянь, командир! Свет в конце тоннеля видишь? Не видишь. И я не вижу. А это может означать только одно: мы в тупике. Замуровали, демоны! – Ну а ты чего ожидал? – пренебрежительно фыркнул Рублев. – Что они расширят вход, постелют ковровую дорожку и вывесят транспарант «Добро пожаловать!»? У нас с тобой за плечами почти два центнера тротилового эквивалента – чем не отмычка? Главное, чтоб взяло…
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
