В следующий раз, когда он позвонит, надо будет сказать, чтобы он не привозил лимонную помадку. Во-первых, от нее ужасно толстеешь, а во-вторых, невозможно удержаться от искушения, когда она лежит у тебя в шкафу. Я потеряла еще три фунта, сидя на своей низкокалорийной диете «Будь стройной, когда снова увидишь Макса», и мне было так легко, как будто эти три фунта ушли не с моих бедер, а с моей души. Макс будет приятно удивлен, когда увидит меня снова.
Прошло уже несколько недель с тех пор, как мы разговаривали в последний раз, но мне достаточно было просто знать, что он есть на свете. Я изо всех сил старалась быть ненавязчивой. Если я звонила и не могла с ним соединиться, я ждала два дня, прежде чем попробовать снова. Я боялась, что он обратится в свою службу сообщений и узнает, что ему звонили каждые пять минут восемь часов подряд. Я представляла себе, как Макс включает телефон и слышит: «У вас семьдесят два неотвеченных вызова». Я сохраняла для себя каждый звонок как драгоценное сокровище.
Я наконец-то – наконец-то! – закончила интервью Натали, позвонила ей и прочла все от первого до последнего слова, как и обещала. К сожалению, она ни разу не упомянула Макса.
Потом я пошла в парикмахерскую подкрасить корни и уложить волосы. Я хотела, чтобы моя голова была в идеальном порядке, когда я войду в стеклянный пузырь лифта и вознесусь к Атланте с моими идеальными фотографиями и идеальным интервью.
– Она обедает и не скоро вернется. Можете оставить все мне, я передам, – сказала мне секретарша Атланты, не поднимая головы от компьютера.
– Но…
Я вышла очень рассерженная. Обидно наряжаться, когда некуда пойти, думала я, ожидая лифта. Может быть, сегодня я попробую позвонить Максу. Когда Эндрю нет в Лондоне, я могу звонить Максу когда захочу. Жаль, что он не сможет увидеть, как выглядят мои волосы. Я опишу ему мою прекрасную прическу. Я была одна в лифте и вертелась у зеркал, пытаясь рассмотреть свой затылок. Мой лифт остановился на четвертом этаже, чтобы впустить кого-то, а другой стеклянный пузырь, плывущий вверх, тоже остановился, чтобы кого-то выпустить. И я обнаружила, что стою лицом к лицу с Ником.
Самый большой недостаток этих пузырей в том, что в них некуда спрятаться. Я прижалась к панели с кнопками, пытаясь растаять или слиться с прозрачной стеной, но Ник уже заметил меня. Он улыбался. Нет, он смеялся. Он определенно смеялся! Я видела его зубы!
Я подняла – левую руку на пару сантиметров. Это должно было означать приветствие, но было больше похоже на самозащиту.
Он не смел надо мной смеяться! И что он вообще здесь делал? Это мой офис! Это не его офис! Он преспокойно помахал мне рукой и исчез наверху, все еще улыбаясь – или смеясь? – его стеклянный пузырь уплыл вверх, а мой – вниз, на первый этаж.
Я настолько вышла из себя, что купила в автомате на станции метро шоколадку «Кэдбери» с цельными орехами, тут же проглотила ее меньше чем за минуту и успела купить еще одну до того, как подошел мой поезд. Это из-за Ника и его неотразимой улыбки я ела шоколад. Одно утешало: моя прическа смотрелась просто отлично.
Атланта позвонила через час, после того как я вернулась домой.
– Это потрясающе, – обрушилась она на меня. – Я только что от редактора, она очень довольна, мы снимаем январскую обложку и ставим это интервью темой номера.
– Очень хорошо, – сказала я совершенно спокойным тоном, прыгая от радости по комнате.
– Кстати, как ты считаешь, ты сможешь сделать для нас летний показ мод? Херве тоскует по своему другу из Бразилии, мы думаем, что он скоро уедет от нас. Тогда мы сможем предложить тебе работу в штате, если тебя это интересует.
Лето? Я не могу полгода сидеть без работы!
– Нужно провести съемки для январского номера, – не останавливалась Атланта. – Где-то в Колорадо. В горах. Там много снега. Ты ведь катаешься на лыжах?
Я прыгала по квартире, обнимала Билли и кричала: «Я еду в Колорадо! Я еду в Колорадо!» Я должна была немедленно позвонить Максу и рассказать, какая я счастливая! В Лос-Анджелесе уже наступило утро, можно было звонить, не откладывая.
Его мобильный был переключен на голосовую почту, но я смело позвонила в офис. Сегодня я была неуязвима.
– Прошу прощения, мисс, но мистер Огилви целый день будет на совещании. Если у вас срочное дело, я могу попытаться передать ему ваше сообщение.
– Нет, большое спасибо.
Хорошие новости могут подождать. Все шло просто замечательно, какая разница, днем раньше или днем позже!
Когда на следующее утро меня разбудил телефонный звонок, я сразу узнала голос Натали.
– А, Натали! Привет!
– Я тебя разбудила?
– Нет-нет. Я как раз собиралась вставать.
Интересно, почему никто никогда не говорит: «Да, ты меня разбудила, повесь трубку и позвони мне через час»?
– Как у тебя дела? – продолжала я.
– Замечательно. У нас обоих замечательно. Мы скучаем по тебе. И скучаем по Лондону.
– Не обманывай! Держу пари, что ты сидишь на солнышке и любуешься океаном.
Удивительно, как легко мне удавалось перебрасываться с Натали репликами, игнорируя ее несколько раз повторенное «мы». Что оно значило? Что Макс сейчас рядом с ней? Знает ли он, что Натали разговаривает со мной? У меня закружилась голова.
– Ничего подобного, честное слово. У нас тут гром и молния.
– Мне вас жалко. – Я отметила, что Натали опять сказала о себе во множественном числе. – Что у вас новенького?
– Вообще-то, я позвонила, чтобы узнать, как ты, и еще я хочу внести кое-какие изменения в интервью, которое мы с тобой подготовили.
– А, конечно. Вчера я разговаривала с редактором, они используют твое интервью в январе как тему номера. Правда, здорово?
– Повтори мне, как называется этот журнал?
– «Сливки». Подожди минутку, я только возьму ручку.
Я могла бы держать пари, что она позвонила насчет этого интервью. Наверное, она выдумала несколько льстивых комплиментов, которые якобы сделал ей Ричард, или несколько историй, доказывающих его склонность к женскому полу, и хотела теперь вставить это в статью. Наконец я нашла старый конверт, чтобы записать все это.
– Готова. Диктуй, – сказала я. – Но говори медленно, потому что я не умею стенографировать.
– Сейчас. – Казалось, Натали душил смех. – Понимаешь, я хочу, чтобы ты добавила кое-что о нас с Максом.
Я проглотила комок в горле. Неужели она узнала о нас? Не мог же Макс все ей рассказать?
– Правда?
– Да. Можешь ты написать, что мы очень, очень счастливы?
– Очень, очень счастливы, – повторяла я, с болью в сердце записывая это.
– Потому что у нас будет ребенок.
Я перестала писать и закрыла глаза.
