– Идите сюда, – откуда-то со стороны прошептал кто-то еще. – Лесана, да не стой ты столбом!
В этом змеином шипении девушка узнала Милада, выученика Ольста.
– Вы чего тут удумали? – тихо спросила послушница, мысленно прикидывая, сможет ли отбиться от трех взрослых парней.
– Видишь продух? – ткнул пальцем под крышу клети Велеш.
– Ну?
– Сейчас подсадим тебя, тихонько пролезешь, там под продухом бочки стоят, не обрушь, а то загремит – сразу сбегутся. Обратно по ним вылезешь, а мы с этой стороны спуститься поможем.
– Пусть там огонек затеплит, – посоветовал Милад. – А то ж темно, как в заднице.
– А чего я-то? – шепотом спросила девушка, поняв, что заговорщики не собираются ее обижать.
– Продух узкий. Нужна бы ты нам была, если б мы сами пролезть могли, – просветил Фебр.
– Меньших бы позвали, – сказала Лесана, которая все еще опасалась какого-нибудь подвоха.
Велеш повернулся к Фебру.
– Ты ж сказал, полезет? Чего она кочевряжится?
Парень в ответ пожал плечами и терпеливо объяснил Лесане:
– Меньшие могут шуму наделать или креффам выболтать, зачем им знать? К тому же меньшие ничего толком не умеют. А кто старше, те уже не пролезут.
Девушка кивнула, соглашаясь. Продух был узким, разве только ребенок протиснется. Или девка. Да и то девка гибкая, ловкая и тощая, без мягких телес. Одним словом, как она, Лесана. Широкоплечие парни смогут разве только голову просунуть…
– Что брать? – деловито спросила она, заправляя рубаху в порты, чтобы не цеплялась и не мешала.
– Смотри в мешках, там снедь должна быть. Много не бери, не то заметят, – наставлял воришку Милад. – На вот, тут заплечник и веревка, спустишь нам, потом сама выберешься.
– Там вроде в горшках мед должен быть, – зашептал Велеш. – Возьми один. Из-за одного горшка вой поднимать не станут. В общем, не шуми и везде проверь, чего там у них вкусного есть. Пряники я точно видел.
Девушка кивала, пристраивая на поясе веревку и мешок.
– Ну, давай! – Милад опустился на колени и пригнулся, ему на спину легко вскочил Фебр, протягивая девушке руку.
Прыжок.
Тихо выматерился Велеш, подсаживающий воровку на плечи ратнику, ребята слегка покачнулись, но выстояли, а Лесана успела повиснуть на продухе.
Клеть стояла на высоких каменных столбах, чтобы не подтопило и чтобы добро заезжих сохранялось в целости. Девушка подтянулась, снизу ее подсадил, толкая за ступни, Фебр, и воровка втиснулась в узкое отверстие.
Дыхание перехватило. В какой-то миг показалось – застряла… Вот смеху-то будет, если придется на помощь звать! И она ринулась вперед, обдирая бока об занозистые доски, а потом мягко канула вниз – головой в темноту, успев все же затеплить слабое сияние. Вовремя. Нагромождение бочек оказалось совсем близко, еще бы чуть свесилась – и аккурат головой воткнулась.
Перебирая руками по стене, Лесана втянула себя в клеть и осторожно опустилась на шаткие бочки. Едва удержалась, но потом все же совладала и спрыгнула на пол, оглядываясь.
Здесь повсюду громоздились короба, вязанки, мешки. Девушка поспешно изучала содержимое каждого. В одном и впрямь обнаружились пряники. Правда, слегка зачерствевшие, но Лесана отсыпала горсть. Следом в заплечник отправился горшок с медом, потом орехи, сушеная рыба… От множества лакомств разбегались глаза, но воровка помнила: нужно соблюдать меру, иначе кража не пройдет незамеченной, да и большая добыча в продух тоже не пролезет. Наконец закончив перебирать богатства купеческого обоза, послушница, как белка, вскарабкалась по бочкам к потолку, высунулась в отверстие и тихонько свистнула.
– Кидай! – скомандовал Фебр.
Пухлый тяжелый мешок с трудом протиснулся в узкий лаз и рухнул вниз. Лесана слышала, как его подхватили.
– Лезь! Быстрее! – позвали из-за стены.
Девушка снова подтянулась, одним движением протолкнула себя в продух и выскользнула в прохладу ночи.
Ее поймали, поставили на ноги и, схватив за обе руки, потащили прочь. Четверо татей метнулись от клети, пользуясь темнотой ночи. Снова они пронеслись по всходам, по стене, по коридорам. Потом Лесану втолкнули в какую-то дверь, и она, запыхавшись, давясь от смеха, повалилась на пол.
Рядом тихо ржали парни. Фебр затеплил огонек. Девушка огляделась. Они схоронились в каком-то из заброшенных кутов Цитадели. Но здесь загодя были приготовлены дрова в очаге, лавки расчищены от пыли и застланы старыми тканками.
Велеш сбросил с плеча набитый мешок и принялся разводить огонь.
Никогда прежде Лесане не было так хорошо. В очаге жарко горел огонь. Ребята сбросили на пол тканки, старые вытертые шкуры, притащенные одни Хранители знают откуда. Все четверо расположились рядом с ярко пылающим огнем, вывалив на чистую холстину наворованную снедь.
Парни смеялись, разбирая стянутое добро.
– Экая ты, девка, запасливая, даже рыбы соленой стянула, – хохотал Милад.
– Чего ржешь, – отвечал Велеш. – Она знаешь какая вкусная! Будешь жрать резвее пряников.
– Меня на солененькое не тянет, – гоготал ученик Ольста.
Ребята чистили рыбу, и как-то очень уютно было Лесане сидеть рядом, вполголоса переговариваться, смеяться и чувствовать себя равной. Не глупой никчемной девкой. Равной. Никто не поддевал, не подначивал. Чудно, но обычно мрачный, неразговорчивый Велеш отрывал и отдавал ей прозрачные жирные рыбьи спинки.
– Ты себе бока не ободрала, когда лезла? – спросил Фебр.
Девушка подняла рубаху, на коже обозначились красные ссадины.
Милад посмотрел, жуя, и сказал спокойно:
– Даже говорить не о чем.
Лесана кивнула, соглашаясь.
Они сидели еще долго, вполголоса разговаривали, вспоминая ночное происшествие, посмеиваясь друг над другом и над купцами, которых тишком обнесли. Ночь за окном висела плотной завесой, когда Велеш поднялся.
– Все, пойду. Не то хватятся. У нас сегодня вурдалак в каземате. Меньшого буду учить упокаивать.
Фебр и Милад кивнули, и вдруг ратоборец оживился:
– Стой, а что с кровосоской той?
Наузник обернулся от двери и сухо ответил:
– А ничего. Сбежала.
– Что-о-о? – Ратник даже начал было подниматься на ноги.
– Что слышал. Тамиру дала по мозгам – и была такова. Нэд орал, как припадочный, теперь на всех дверях Бьерга такие заклятия от нечисти повесила, что скорее Цитадель рухнет, чем кто-то изникнет. Но дело сделано. Бабу не поймали.
Выученик Клесха от досады врезал кулаком по полу.
– Мразота клятая! Она меня поедом ела, тварь бешеная! – И он закатал рукав рубахи, показывая глубокие зарубцевавшиеся покусы.
