– От Алвеша, поди, пошли, ишь, облизываются, рожи гильерминские! – недовольно бубнили завистники, истерзанные трескучим речитативом доцента Паулы Бобон или высокоучеными дискурсами академика Жоакина Коррейи.
Но после обеда профессор Алвеш становился неузнаваем.
Обедал он обычно в университетской столовой. Профессор шел туда около трех часов, когда основной поток студентов уже рассасывался и уборщица Граса начинала ставить на столы перевернутые вверх ногами стулья. Завидев входящего профессора, повар Эваришту без напоминаний доставал из холодильника два судочка из огнеупорного стекла и ставил их в микроволновку. В судочках всегда было одно и то же: суп из зеленой фасоли и тушеная говядина с рисом. На десерт профессор ел молочный крем. Крем не нужно было разогревать, поэтому Эваришту доставал его из холодильника в последнюю очередь.
Суп и говядину профессор съедал очень быстро, почти с жадностью, потом так же энергично набрасывался на десерт, и тут силы оставляли его. Ложка начинала двигаться все медленнее и медленнее, пока наконец не застывала в воздухе, на полпути между глиняной плошкой и полуоткрытым профессорским ртом. Для Эваришту это был сигнал, что пора нести тройной кофе без сахара и стакан ледяной воды.
После кофе профессор Алвеш закрывал глаза и несколько минут сидел неподвижно. Потом, все еще с закрытыми глазами, выкуривал зажженную внимательным Эваришту сигарету и только после этого находил в себе силы встать из-за стола.
На вечерних занятиях это был совершенно другой человек: его речь становилась монотонной и прерывалась совершенно бессмысленными паузами, во время которых профессор Алвеш вяло улыбался и незаметно щипал себя за запястья, чтобы не уснуть.
* * *
– Девятнадцатый век вообще полон бразильцев, – сказал профессор Алвеш, засунув в рот дужку очков. Вышло невнятно, поэтому профессор вытащил дужку изо рта и повторил это утверждение еще раз.
Селеште и Лижия удивленно переглянулись. Занятие было посвящено типографским шрифтам, и было совершенно непонятно, с какой стати профессор вдруг заговорил о бразильцах.
– Я думаю, – вдохновенно сказал профессор, постукивая очками по столу, – что из этого могло бы получиться недурное исследование! Наверняка Валдомиру, как гражданину Бразилии, это было бы интересно. Как вы считаете, Валдомиру? Интересна вам эта тема?
Все дружно уставились на Валдомиру, и Валдомиру нервно поерзал на стуле. Он не любил быть в центре внимания.
– Возьмем типичного воображаемого бразильца образца девятнадцатого века, – все больше возбуждаясь, профессор Алвеш подошел к Валдомиру и положил руку с очками ему на плечо. Еще влажная дужка со следами профессорских зубов едва не уткнулась Валдомиру в глаз. – Это обычно искатель приключений, человек низкого происхождения. – Валдомиру увидел, что Лижия, сидящая к нему ближе всех, ехидно ухмыльнулась, и страстно пожелал провалиться сквозь землю. – Он поехал в Бразилию за деньгами, вернулся богачом и теперь тратит деньги направо и налево, не имея понятия ни о стиле, ни о хорошем вкусе…
Если бы не рука профессора на его плече, Валдомиру спрятался бы под стол. Красотка Лижия рядом с ним уже откровенно хихикала, и Валдомиру с тоской думал, что теперь ему тут точно ничего не светит.
– Однако же в романах Тейшейры де Вашконселуша мы встреча…
– Профессор, уже шесть часов! – тоненько пискнула Селеште. – Можно сделать перерыв?
Профессор Гильерму Алвеш прервался на полуслове, несколько раз беззвучно закрыл и открыл рот, потом кивнул и выпустил наконец плечо Валдомиру.
Валдомиру вскочил и выбежал в коридор, на ходу доставая сигареты.
* * *
– Гильерму сегодня в настроении, – вполголоса проговорила Лижия, выходя из кабинета. – Как будто и не вечер…
– Да ну, – сказала Селеште, передернув плечами. – Меня эти его шуточки нервируют.
– А мне понравилось! – Лижия потянулась, чуть не задев Валдомиру. – По-моему, Гильерму гений, а все гении с придурью!
– Не знаю, не знаю, – с сомнением пробормотала Селеште. – Он же не придуривался, он же себя вел, как будто там действительно сидел этот… как его… Вальдемар?
– Валдомиру, – поправила Лижия. – Красивое имя, правда? – Она глянула на часы. – У нас десять минут. Мы идем в бар или нет?
– Идем, – кивнула Селеште.
– Тогда в темпе!
Лижия с легкостью прошла сквозь остолбеневшего Валдомиру и побежала вниз по лестнице, размахивая сумкой.
Жука
– Нела, пожалуйста! Ну пожалуйста!! – Жука прерывисто, со стоном, вздыхает, стараясь не расплакаться. Маринела натягивает одеяло на голову. – Нела! Ну Нела же! Нела, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!!!!
Голос Жуки становится тоньше и пронзительнее, она уже почти визжит.
– Нела! Не бросай меня здесь! Я боюсь! Нела! Нела!!!!
Маринела вскакивает с постели, затыкает уши пальцами и начинает ходить по комнате кругами.
– Ля-ля-ляааааа! – поет Маринела. – Ля-ля-ля-ляааааааа!!!! У вас родилась дооооооооооооочкааааааааа! УЗУ! Пум-пум-пум! Фриз! Дай мне еще! Фриииииз![61]
– Нела! Нела! Нела, что с тобой?! Нела!
– Пум-пум-пум! УЗУ!
– Нела!!!!
Несколько секунд Жоау Педру беспомощно смотрит на Маринелу. Он знает, что лучше всего при истерике помогает пощечина, но не может поднять руку на жену.
– Я тебя не слышу! – кричит Маринела. Она изо всех сил зажмурилась, из-под стиснутых век градом льются слезы. – Узу! Фриз! Другая сторона жизни!
В стену спальни стучат разбуженные соседи слева.
– Или вы немедленно угомонитесь, или я вызываю полицию! – кричит с балкона соседка справа.
Маринела прыгает на месте, как будто решила во что бы то ни стало провалиться к соседям снизу.
Жоау Педру чувствует, что с него хватит. Он стягивает с кровати простыню и накидывает ее на беснующуюся Маринелу. Потом хватает извивающийся сверток, несет в ванную, заталкивает в душевую кабинку, не снимая простыни, и включает на полную мощность ледяной душ.
Через двадцать минут обернутая в полотенце Маринела сидит на кухне и пьет чай с мятой.
– Я не знаю, что мне делать, – говорит она тихо. – Она не успокоится, пока меня не убьет. Она всегда была страшно упрямой.
Жоау Педру сжимает руку Маринелы и молчит. Он тоже не знает, что ему делать.
* * *
– А эта, – Ана Мария допивает кофе и отставляет чашечку, – ее сестра… Она реально существовала?
Жоау Педру пожимает плечами.
– Жука? Сложно сказать. Маринела говорит, что да. Я думаю, что нет.
