— Застрели его.
— Нет! — крикнула я.
В пустоте грохнул выстрел — стоящий над Лисандро Тадеуш стал валиться наземь. Он подставил себя под пулю своего мастера. Тадеуш рухнул возле Лисандро, а его мастер упал на колени — ранивший сам себя, потому что ранил Тадеуша.
— Я не могу тебя ослушаться, — сказал Тадеуш, — но могу делать то, что ты не запретил. — Он закашлялся, изо рта потекла кровь. Посмотрел на меня через всю комнату и добавил: — Спасибо, Анита Блейк.
— Тадеуш!
— Я больше не раб.
Он перестал держаться прямо, свалился поперек Лисандро, а потом поднял руку, приставил пистолет под подбородок. И спустил курок прежде, чем его мастер успел ему запретить — они оба свалились грудой, их плащи и тела перепутались. Лисандро лежал под ними, и я не могла сказать, насколько он серьезно ранен.
— Запрещаю вам себе вредить! — рявкнула она, и львица, которая держала Бернардо, переменила позу, будто об этом думала.
Последний арлекин подошел к последнему льву.
— Я это запретил много веков назад, а то бы он давно уже это сделал. Правда, котик?
Лев зарычал, но пистолет от Этана не отвел. Пусть им не нравится, что они делают, но делать они это умели.
— Хороший котик, — сказал вампир и пошел к нам крадущейся походкой.
Прижимавший меня к стене вампир сказал:
— Куда бы ты ни пришла, ты возмущаешь моих вампиров. Революция идет за тобой, как чума за крысой.
Я хотела сказать чего-нибудь остроумное, но от последней моей остроты был ранен Лисандро, а может быть, не только ранен. После падения Тадеуша и его мастера он не шевельнулся. Есть пули, проходящие через тело, как нож сквозь масло, и такая пуля могла через Тадеуша попасть в Лисандро. Я ее уела, напомнив, что крысолюдами она не управляет, и вот — он мог погибнуть из-за этого.
— Убери щиты, или следующим умрет человек, — сказала она.
— Ты со мной трахаться не будешь, так хоть этого ради меня не делай, — попросил Бернардо.
Лисандро лежал на полу неподвижно. Я не хотела видеть, как еще кто-нибудь из-за меня погибнет, а в том, чтобы сбросить щиты, был еще один плюс. Домино — один из тигров моего зова, и если я уберу щиты, он сможет меня ощутить. Если я их уберу и вспыхну достаточно ярко, меня ощутят Жан-Клод и все, кто со мной связан, потому что такие связи физическим расстоянием не ослабляются. Она хочет, чтобы я была одна, но разве я одна? Разве на самом деле я одна?
Сердце пыталось выскочить из горла. Так было страшно, что пересохло во рту.
— Анита! — крикнул Этан.
— Не делай этого! — попросил Бернардо.
— Если ты не сможешь мной овладеть, я не хочу, чтобы ты говорила, будто это из-за того, что я недостаточно щиты убрала. Ты сама сказала: вампирские силы лучше действуют, когда кожа касается кожи. Сними хотя бы перчатки, потому что если ты недостаточно вампир, чтобы мне мозги замылить, так тогда и вякать не надо.
— Ты наглеешь, девица.
— Ты уже год пытаешься подчинить мой мозг и завладеть телом, так не надо надувать щеки, раз у тебя не получается.
Слова мои были храбры, но во рту пересохло, и от страха даже кончики пальцев занемели. Иногда одна сильная эмоция может быть принята за другую.
— Ты хочешь, чтобы я вышла из себя? В этом дело? Пытаешься меня разозлить, чтобы я тебя убила, а не завладела?
— Нет, — ответила я.
В конце концов она попросила второго арлекина меня подержать и разоружить, а тем временем сняла перчатки, расстегнула застежки на шее и стащила маску.
— Госпожа, вы открыли его лицо!
Он был потрясен. Все прочее он как-то пережил, а вот это его потрясло.
Лицо этого вампира было совершенно ординарным — десять раз в толпе увидишь и не запомнишь. Настоящее лицо шпиона: привлекательное — но не слишком, обыкновенное — но не слишком обыкновенное. Нейтральный весь — от темно-каштановых коротких волос и до среднего тона кожи. Джеймс Бонд — миф. Настоящие шпионы не выделяются, если это им не понадобится зачем-либо, а стоящий передо мной мужчина мог слиться с почти любым фоном. Почти.
— Это тело потрясено, что его открыли.
Голос ее звучал добродушной насмешкой, а реплика дала мне понять, что вампир, телом которого она овладела, присутствует здесь же, сохранив ощущения. Вот так это и будет? Я тоже буду присутствовать — пленницей в собственном теле? И буду видеть, как она творит ужасы, и ничем не смогу ей помешать?
Господи Боже мой, пусть она меня не захватит!
— Если ты пустишь в ход свои боевые навыки и нанесешь этому телу вред, поплатятся твои друзья. Ты поняла? — спросила она.
— Если я тебя ударю, буду сопротивляться физически, ты будешь мучить Этана и Бернардо.
— Да.
— Понятно, — кивнула я.
Она взяла мое лицо ладонями с двух сторон и скомандовала:
— Отпусти ее.
Вампир у меня за спиной не стал спорить — просто отпустил меня. Мы стояли так одно мгновение, и она шепнула:
— Убери щиты.
Я так и сделала. Сделала точно то, что она просила. Она же не сказала, какие именно щиты? Я выпустила ardeur, он полился по моей коже, и по ее. Заполненные ночной тьмой глаза расширились, она притянула меня к своему заемному телу.
— Секс открывает нас полностью, Анита. Я многих некромантов укротила во время секса.
Она наклонилась, поцеловала меня — и я убрала еще один щит. Он экранировал самую страшную силу, которую мне случалось освоить, силу, которую я приобрела в Нью-Мексико у вампирши, чьи глаза были как ночь и звезды. Она научила меня, как взять жизнь, самую суть личности — и выпить до дна. Это не так уж отличалось от ardeur'a: и та, и другая сила питались энергией, только ardeur — это был обмен, как в акте секса, когда наслаждение и энергия смешиваются и переплетаются, а эта сила не отдавала, но только брала. Я поедала это тело, энергию, что оживляла его, его жизнь.
Она отодвинулась, прервав поцелуй, но руки от моего лица не убрала, а годится любая кожа.
— Ты удивляешь меня, некромантка, — сказала она, но страха в этом удивлении не было. — Какую огромную силу я получу, когда мы с тобой сольемся в одну сущность!
И я мысленными глазами увидела огромную волну тьмы, будто самая темная и глубокая часть ночи вдруг обрела тело и встала надо мной на дыбы, неимоверно высокая, неимоверно… неимоверно все.
Я впивала тело, которое держала в руках, я пила его «жизнь», которая разгоняла эту вязкую кровь, двигала этим телом. По коже побежали тонкие линии, будто вампир высыхал на глазах. Я осушала его энергию, но он еще был голоден в начале ночи, и близко не было в нем той «жизни», что бывала, когда он насыщался от ликантропов, но то, что было, я взяла, и энергия эта наполняла мои глаза, пока я не ощутила, что они пылают карим огнем, и моя собственная вампирская сила ослепила их.
