В течение следующих шести недель «Искатель» четыре раза выходил к затонувшей субмарине. Паккер и Гатто продолжали работать в доступной зоне дизельного отсека. Они собрали великолепные и интересные предметы: приборную панель, пластмассовые таблички, даже телеграф, устройство, с помощью которого отдавались команды, например: Стоп машина, Полный вперед и Погружение. Все надписи были технические; ни одна из них не идентифицировала подлодку. Дальнейший доступ в отсек был закрыт массивной стальной трубой, которая валялась в узком проходе между дизельными двигателями. Колер узнал в этой трубе эвакуационную шахту, вертикальный туннель с лестницей внутри, с помощью которого члены команды могли покинуть тонущую подлодку. Теперь, заклиненная между двигателями эвакуационная шахта, которая тянулась от пола до потолка, блокировала малейшую возможность прохода дальше в дизельный отсек и в соседний с ним электродвигательный. Потеря казалась небольшой, учитывая, что все те предметы, которые до сих пор подняли на поверхность Паккер и Гатто, не дали ничего в плане идентификации субмарины. Мало верилось в то, что в остальных технических отсеках находилась разгадка принадлежности затонувшей лодки.
— Парни, можете оставить себе все эти приборы, — сказал Чаттертон ныряльщикам. — Я заберу домой схемы.
— Боже, Джон, этот набор хирургических инструментов — классная находка, единственная в своем роде, — произнес кто-то. — Ты не можешь от нее отказаться.
— Я хочу идентифицировать подлодку, — ответил Чаттертон. — Набор для этого бесполезен. Он ваш.
Во время следующей экспедиции Чаттертон обнаружил в жилом отсеке командира хронометр — часы, по которым сверялось время на субмарине. Это было еще одной важной находкой. Так же, как в случае с набором хирургических инструментов, он увидел хронометр, который лежал на видном месте в отсеке командира — он осматривал его множество раз. На поверхности Чаттертон осмотрел изящный прибор в надежде найти свидетельство принадлежности лодки. Однако кроме орла и свастики на нем не было никаких других пометок. Чаттертон размахнулся, чтобы швырнуть хронометр в деревянном футляре за борт.
— Какого черта ты делаешь? — спросил подбежавший к нему Колер.
— Эта коробка ни о чем нам не говорит, — сказал Чаттертон.
— Это потрясающая находка! Ты спятил? Это находка всей твоей карьеры!
— Это не имеет значения.
— Дай мне часы и футляр, — попросил Колер. — У меня есть один знакомый реставратор. Дай мне все это, и я принесу тебе красоту, которую ты поставишь дома.
— Делай что хочешь, Ричи.
— Боже, Джон, что с тобой происходит?
По пути назад в Брилль этим вечером Чаттертон рассказал Колеру о том, что же с ним происходит. Он начал сезон погружений с горячим оптимизмом, уверенный, что присущие ему упорный труд, тщательное планирование и интуиция окупятся и приведут его к идентификации субмарины. Теперь, когда прошло четыре месяца и сделано шесть рейсов, его обуревают самые разные безумные мысли. Он впервые обеспокоился тем, что «зеленый» ныряльщик заберется по трапу «Искателя» с опознавательной биркой, прилипшей к ласту, став случайным, но официально признанным открывателем номера «U-Who».
«Меня не волнует то, кто получит признание, — говорил он Колеру. — Просто это будет означать, что мой подход не действует».
Его беспокоило то, как они с Колером могли проглядеть такие важные предметы во время предыдущих экспедиций, чтобы обнаружить их сейчас на самом видном месте. «Как будто члены экипажа выдают мне все эти предметы по одному, — сказал Чаттертон. — Но это не то, что мне нужно».
Как будто они говорят между собой: «Эй, давайте отдадим ему бинокль, он возьмет его и уберется».
Колер отставил в сторону свое пиво. «Послушай, Джон, у нас получится, — сказал Колер. — Если мне даже придется грести сюда на каноэ, я все равно доведу дело до конца. Я с тобой. Я верю в то, что мы делаем. Давай и дальше стараться. Ты мне только скажи, что нужно, и я это достану. Мы не отступим».
Вот тогда Чаттертон понял, что значил Колер. Он был первоклассным ныряльщиком, одним из лучших, страстным и творческим исследователем. Но самое главное — он верил в их дело, и когда Чаттертон смотрел, как Колер протягивает ему руку для пожатия, он знал, что это был самый важный момент. В поиске, который требовал от людей настоящего познания самих себя, непоколебимая вера в то, что у них все получится, преодолела все невзгоды. Чаттертон пожал Колеру руку. «Мы не отступаем», — сказал он.
Даже когда пришел октябрь, Чаттертон и Колер полагали, что сумеют выжать еще один или два похода к «U-Who». Нэгл, однако, был другого мнения. Отощав почти до состояния скелета, он уже не был в состоянии командовать «Искателем».
Его дела приходили в упадок. Когда к нему обращались клиенты по поводу фрахта, Нэгл говорил буквально следующее: «О, это отличный заказ, но как насчет вот чего. Да пошли вы все! Я умираю! Мне плевать на вас и ваши лучезарные улыбки, на ваши затонувшие в искусственных рифах поганые корабли! Мне всегда было на вас наплевать! До вас не доходит? Я скоро умру! До свидания!» Сезон завершался, и Чаттертону было больно смотреть на своего старого друга и наставника.
В октябре подружка Нэгла срочно доставила его в больницу с горловым кровотечением. Из-за многолетнего алкоголизма у него было варикозное расширение вен в горле, и теперь произошел разрыв этих вен. Врачи в экстренном порядке направили его в операционную и прижгли поврежденный участок. В реанимационном отделении ему сказали: «Еще пятнадцать минут, и вы истекли бы кровью. Если будете и дальше употреблять алкоголь, даже по одной порции, в следующий раз мы можем вас не спасти».
Подружка порвала с Нэглом, пока тот был еще в больнице. Она не могла смотреть, как он убивает себя. Через несколько недель Нэгл выписался из больницы и по дороге домой зашел в винный магазин. В этот вечер, осушив почти целую бутылку водки, он истек кровью и умер. Билл Нэгл, один из самых выдающихся ныряльщиков всех времен, человек, который поднял судовой колокол с «Андреа Дориа», умер в возрасте сорока одного года.
Ныряльщики со всего северо-восточного побережья США собирались приехать в Пенсильванию на похороны Нэгла. Чаттертон, один из ближайших его друзей, ехать не собирался. Колер не мог понять такого решения.
— Что значит, ты не поедешь на похороны? — спросил Колер.
— Человек в ящике — не Билл Нэгл, — сказал Чаттертон. — Человек в ящике убил моего друга.
— Ты должен поехать, — настаивал Колер. — Ты должен попрощаться с другом.
Чаттертон не смог заставить себя поехать. На похоронах Колер и другие ныряльщики подняли гроб с Нэглом. Помогая нести Нэгла к могиле, он все удивлялся тому, насколько легок их груз. «Будто внутри никого нет», — думал он и именно в этот момент, как никогда, очень хотел, чтобы Чаттертон оказался рядом.
Со времени обнаружения «U-Who» прошло три сезона. Несмотря на уверенность в том, что затонувшая лодка — это «U-857», Чаттертон и Колер ни на шаг не продвинулись к доказательству своей гипотезы, они были практически на том же месте, что и в 1991 году.
