Я обессилено прилег на косматый труп медведя. Погладил его по спине. Прости, друг… Ты оказался в плохое время в плохом месте. Не то что я. Я ж ведь Фехтовальщик. Всегда в нужное время. В нужном месте.
Дышать с каждой секундой тяжелее. В груди раскаленный гвоздь. Интересно, это смерть? Небо вспыхнуло, шаровая молния с треском взорвалась.
И мир исчез.
Глава восьмаяАкелла
1
Жажда и голод. Это первое, что я почувствовал. Потом услышал чужое дыхание.
– Привет, Фехтовальщик.
Я открыл глаза. Надо мной, широко расставив ноги, стоял мужчина лет сорока. В дорогом, идеально пригнанном камуфляже. Фигура тяжелоатлета. В руках АКМС-2020. На предохранителе. Огромная грива седых волнистых волос, глубоко посаженные угольки черных глаз. Орлиный нос. Густые, сросшиеся над переносицей брови. Высокий лоб. Тонкие губы. Широкие скулы. Волевой подбородок. Даже чересчур волевой. Как у Муссолини на карикатурах. Голос спокойный, интонация немного ироническая.
– Привет, оборотень, – в тон ему ответил я и попробовал пошевелиться.
Увы, без особого успеха. Толково связали, черти. Умело и бережно. Руки где-то сзади, но суставы пока не ломит, вены нигде не пережимает. Щиколотки тоже перехвачены веревкой. Она вдоль спины соединена с узлами на запястьях. Из-за этого колени немного согнуты. Идиотская поза.
Боже, как хочется жрать! И пить!
Я лежу голый на мягком пористом полу. Голова – на скатанном матрасе. Довольно просторная и высокая палатка. Причем, кажется, не на открытом пространстве, не в лесу. Скорее всего, палатка стоит в пещере. Под брезентовым сводом – электрический фонарь. Он какого-то странного и смутно знакомого спектра. Не могу вспомнить, что этот приятный свет мне напоминает…
– Называй меня Акелла, – после небольшой паузы сказал оборотень и сел напротив, на раскладной стульчик. Автомат он положил на колени.
– Называй меня Бонифаций, – пробурчал я.
– Я знаю, кто ты, – нахмурился Акелла. – Ты сначала Фехтовальщик. А уже потом Бонифаций. Ты убил много моих товарищей, детей, внуков, братьев и сестер.
Пауза. Долгая пауза. Не люблю таких пауз. Поэтому зевнул и сказал:
– Не так уж и много. Всего двенадцать. Больше почему-то не подвернулось. Наверное, в лесу заплутали, бестолочи.
Акелла посмотрел на меня исподлобья.
– Это палатка второго отделения. Они все мертвы. Рядом палатка пятого отделения. Они тоже мертвы. За одну ночь из-за тебя, Фехтовальщик, я потерял почти треть своих воинов.
– Работа у меня такая, что поделаешь? Интересно, а милая самочка Барбара обитала в этой палатке или в другой?
Лицо Акеллы дернулось. Он удивленно посмотрел на меня.
– Да, в этой. Она была моей дочерью. Ты ее что, допрашивал?
– Немножко. Когда я спросил о ее планах на вечер, строптивая барышня чуть не откусила мне голову. А откуда ты знаешь, кто я?
– Фехтовальщика после битвы не так трудно вычислить. Тем более после такой битвы. Ты дрых, как сурок, в обнимку с дохлой пандой. Видать, опыта совсем у тебя нет. Хотя способности выдающиеся. Прятаться надо, а уж потом отрубаться… Впрочем, тебя трудно винить. Сил потеряно было, конечно, немало. Весь выложился. Хорошо повоевал. Когда под утро, часа в четыре, мы к оврагу подошли, такое увидели – в жутком сне не приснится. Думали, помрешь, не донесем. А где, кстати, твое оружие?
– Обронил. В воду.
– Ясно. Там сейчас весь овраг затопило. Видать, речка где-то из берегов вышла.
– Дождь кончился?
– Да.
– Хорошо стреляешь, Фехтовальщик.
– Благодарю за комплимент.
– А мы тоже кое-кого в плен взяли.
– И что же вам рассказали?
– Ты, Бонифаций, редкостный хам.
– Неправда. Никто из пленных такого сказать обо мне не мог, все считали меня исключительно вежливым и добросердечным джентльменом.
– Это не со слов пленных. Это мое личное умозаключение.
– А… Я не золотой червонец, чтобы всем нравиться.
– Мало того, что ты погубил моих детей, внуков, братьев и сестер. Мало, что находишься в плену, голый, как червь, связанный, как баран… Так еще и задаешь массу вопросов. И пытаешься изображать героя. Хотя, учитывая сложившуюся ситуацию, вопросы должен задавать я.
– Любопытство не порок, господин Акелла. Что же касается «связанный, как баран, голый, как червь»… Претензии не по адресу Не я себя вязал, не я раздевался. Так уродливо твои дружки меня переплели. А ваши девочки явно страдают от отсутствия мужского внимания. Не сомневаюсь, что это они меня раздели, бедняжки… Хоть краешком глаза настоящего самца увидали, а не блохастого кобелька. Но я не в обиде. Бабы есть бабы. Теперь им долго будут сниться славные эротические сны, где в главной роли я. А насчет героизма… Так я и есть герой. Или ты этого еще не уяснил?
Акелла зло прищурился.
Мелькнула мысль: не переигрываю ли? Потом плюнул: а ну его, волка позорного… Взял стиль, так держи. Дальше леса не пошлют, больше пули не дадут. И вообще, станет рыпаться – пристрелю к едрене фене. И я продолжил балаган. Под названием «хамство голодного Фехтовальщика».
– А что тебе, Акелла, рассказал пленный, я и сам могу догадаться. Это я из вежливости спросил. И вообще – я нужен тебе гораздо больше, чем ты мне.
Оборотень беззвучно рассмеялся, откинув седую гриву. Да, зубы у него будь здоров. Хоть в рекламе зубной пасты для людоедов показывай.
– И зачем же ты мне нужен, Фехтовальщик?
– Я знаю гораздо больше тех несчастных моряков, что вы допросили. Я знаю планы Арнольда. У меня на Руси влиятельные друзья. Я знаю, как свалить Арнольда. Я могу быть вам полезен. Насколько я могу судить, ваш замысел провалился. Операция в лесу принесла только колоссальные потери живой силы и напрасно сожженные боеприпасы. К тому же, вы бессмысленно потратили кучу времени и порядочно засветились.
Я невольно закрыл глаза. Совсем что-то мне скверно. Ужасно пить хочется. И есть. И курить. Но просить не буду. Не дождется, гаденыш. Знает, что я Фехтовальщик. Знает, что голодный. Нарочно мучает. Хочет унизить. А если даже и попрошу – все равно не даст. Что он, кретин, Фехтовальщика кормить, силы ему придавать?
Руки начали затекать. Колени заныли. Я попытался принять более удобную позу.
– Слышь, Акелла, может, развяжешь меня? Бежать-то все равно некуда.
– Рано. Полежи еще. И что конкретно ты предлагаешь?
– Объединить усилия и убить Арнольда. А там видно будет.
Акелла кивнул, наклонил голову и, беззвучно барабаня поразительно изящными и тонкими пальцами по магазину автомата, задумался.
