— Ничего страшного — в лесу это бывает.
— А может, нас леший водит, а?
— Не говори глупостей — просто нам надо идти в одном направлении — сейчас сориентируемся и вперед! Так… Вроде бы, Свердловка должна быть у нас за спиной. Значит, если мы хотим добраться до дому, нам надо повернуть назад, а если…
Они шли по лесу наугад, раздвигая ветви кустов и деревьев. Их окружал настоящий бурелом — повсюду валялись поверженные стволы великанов-елей, густые светлые мхи пружинили под ногами, кое-где показались пушистые хвощи — неизменные спутники болот. Похоже, начался дождь, но здесь было сухо — сплошной зеленый шатер простирался над головами.
— Алеш, я хотела тебе одну вещь сказать.
— Ну, скажи.
— Знаешь… у меня давно уже есть одно такое дурацкое желание. Ты будешь смеяться!
— Не буду. Какое? Ну, не ломайся же, Ника!
— Я не ломаюсь… Просто я загадала, что если сделаю одну вещь, то все исполнится, а если сейчас об этом тебе скажу, то все испорчу. Загаданное как бы сглазится, понимаешь?
— Вот уж не знаю… По-моему, нет. Мне кажется, все о чем мы с тобой говорим, для нас яснее становится. Я сам начинаю понимать это лучше…
— Да, у меня тоже так. И мне только теперь стало ясно, какая я раньше была дуреха!
— Ничего подобного…
— Нет, была… Была! Сочиняла очень много! Вот. Ну ладно, мы все время сбиваемся, я никак тебе сказать не могу, и лес какой-то глухой… Ладно! В общем, у меня было странное чувство, что если я загляну в тот колодец на краю деревни, в который мы с мамой заглядывали, когда только приехали сюда — в первый же день, мы тогда свои отражения увидели — в глубине и еще что-то… вроде чьей-то головы, только длинной, вытянутой, как дыня. Чушь, конечно! Но мы обе это видели, правда… И я загадала: если в конце лета снова приду к тому колодцу, загляну в него и никого, кроме собственного отражения, там не увижу, — значит, все будет у всех хорошо: Сережа выздоровеет, твоя мама тоже, мы с тобой… ну мы уже есть, да?
— Да. Мы есть! — очень серьезно, без тени улыбки ответил Алеша, крепко сжав ее маленькую прохладную ладонь.
— Ну вот! В общем, все страхи, которые были, все, что чудилось маме… Этот кошмар с Сережей… Борька! Эти глаза на картине — все, понимаешь? Все это уйдет так же внезапно, как началось. То есть, это значит, что мы с этим справились. Лето прошло, мы тут, не испугались, не сбежали, не растерялись — мы вместе… вот только Машка! Но она же не сама — ее мать забрала, правда?
— Правда. И потом, мы ее в Москве найдем.
— Ага, обязательно! И Мишку тоже — он неплохой, хоть и не наш.
— Погоди, ты, по-моему, сейчас одну очень важную вещь сказала.
— Какую?
— «Не наш»! Получается, есть некие признаки, по которым мы можем твердо отличить своих от чужих, так?
— Да, получается… Здорово! У меня просто так, бездумно сорвалось, а ты эту мою бездумную мысль за хвост поймал!
— Она очень даже «думная»! Только надо это как следует все продумать.
— Про «наших» и «не наших»?
— Да. Про «не наших» и думать нечего, а вот мы… Знаешь, это подтверждает одну догадку, которая здорово меня зацепила, когда у мамы в больнице сидел. И стихи сочинял. Так вот. Мне кажется… только не перебивай, а то я собьюсь. Понимаешь, я вдруг понял, что все, что летом с нами случилось, это как бы… естественный отбор, что ли.
— Как это?
— Ну, сама местность нас отбирает. Понимаешь? Она заставила нас пройти через испытание. Собственно, их было много — этих испытаний.
— Страшный дом. Да?
— Да. Он — самое главное. С него все началось.
— Нет, началось все с писем.
— Ну да, но из них мы поняли, что все самое страшное происходило именно в этом доме. Нас еще долго отвлекали от этого идеей отыскать клад.
— Да, мы в начале только про это и думали.
— А теперь?
— Теперь? — Ветка в ответ рассмеялась. И потерлась лбом о его твердое худое плечо. Им не нужно было слов, чтобы понять, что такое настоящий клад, который они наконец отыскали.
— Ну вот! И где-то в середине пути — в середине лета мы интуитивно почувствовали, что дело тут вовсе не в кладе и что вообще клад — это ерунда!
— Ну, не совсем ерунда…
— По сравнению с тем, что здесь происходит, я имею в виду…
— А, ну да!
— Так вот, мы как бы преодолели эту ступеньку, не купились на обманку — и вышли на следующий уровень. А Борька не смог — он об эту идею как бы расшибся.
— Ты хочешь сказать, он «поехал» из-за идеи клада? Мол, только протяни руку — и разбогатеешь? Но ведь и Мишка этой идеей горел.
— Горел, и здорово, да! Может быть, Мишка просто оказался сильнее? А Борьку местность вышвырнула как торнадо какую-нибудь козу или корову…
— Слушай, но ведь это ужасно! Жестоко, чудовищно… не знаю.
— Да! Но он оказался чужим, он не прошел испытание — и не получил инициации… Он, может быть, выкарабкается, но для этой жизни он не готов — он никогда сюда не вернется. СЮДА я понимаю как некое состояние души…
— Ох, ты просто меня ошарашил! Во-первых, что такое инициация?
— Обряд посвящения в тайное знание, недоступное для неподготовленных, непосвященных. Этот обряд тоже проходит в несколько этапов.
— Так во что же хотят посвятить нас? И кто эти неведомые жрецы?
— Погоди, не перескакивай. Ты сказала: «во-первых». А где твое «во-вторых»?
— Во-вторых… В чем смысл всего этого? Что за состояние души такое особенное? Вот и все! Коротенький такой вопросик!
— Слушай, откуда я знаю! Я просто пытаюсь рассуждать вслух, вместе с тобой.
— Значит, ты думаешь, что только пройдя испытание, можно получить некое знание? Приобщиться к какому-то тайному кругу. Так?
— Да, похоже на то. Местность собирает своих.
— Для чего?
— Не знаю. Может быть, чтобы мы смогли что-то найти?
— Но что?
— Это… это в душе. Знаешь, время… оно такое материальное! Все спешат, хотят выкарабкаться куда-то, где сытнее, надежнее — в общем, где почва под ногами есть. Понимаешь?
— Ты говоришь о нашем времени?
— И о нем. Хотя во все времена так было. Это же понятное стремление человека — жить лучше!
— А ты хочешь сказать, местность собирает тех, кто этого не хочет?
— Может быть, тех, для кого это не самое главное. У кого есть еще… тайничок такой. Если хочешь, клад!
— Клад?
— Ну да! Это такое беспокойство — тайное желание идти неприметными лесными тропами. Жить в лесу…
