— Одну телегу придется отдать!
На вопросительное бурчание одноглазого веселина добавил:
— И лошадь тоже, Некрас! У барона нога сломана. Ну что тебе проку в этих мохноножках? Наш путь в Ихэрен — там на всех коней хватит. Самых резвых и красивых…
Порывисто наклонился и пожал Доргу руку:
— До встречи. Я рад, что ты живой.
И, не оглядываясь, направился к своим.
Уже подъезжая к воротам собственного замка на тряской, неудобной телеге, барон понял, что мир больше не кажется ему простым и понятным, разделенным на злобных врагов с одной стороны и честных открытых друзей — с другой. И еще он понял, что Трегетрен находится на пороге больших потрясений, которые обойдутся в конечном итоге немалой кровью.
Правобережье Аен Махи, яблочник, день четвертый, за полночь
Странный мне снился сон.
Странный, если не сказать — страшный.
Прямо перед глазами лежала дорога, стесненная двумя холмами с крутыми, обрывистыми склонами. Она сбегала вниз, упираясь в… речку не речку, ручей не ручей. Что находится за спиной, я не видел, но знал — там за поворотом деревенька с дурацким названием. А вот с каким? Тут память подводила. А еще дальше одевалось в молодую листву раменье, вскоре переходящее в труднопроходимый буковый лес.
Склоны холмов подернула нежно-зеленая, несмелая травка, стремящаяся к теплу и свету после лютого, обильного снегами и слякотного березозола.
Весна вступала в свои права, но это не казалось важным. Больше того, не казалось даже стоящим толики внимания. Потому, что по дороге к броду катилась ощетинившаяся сталью конная лава. Забрызганные грязью вальтрапы, пенные полосы на шеях, перекошенные в яростном крике лица людей. Поверх кольчуг — знакомые мне уже табарды с пламенеющим рисунком на груди.
Их ждали. Разношерстная ватага, в которой мелькали и темноволосые макушки трейгов, и рыжие усы арданов, и даже две-три соломенные бороды, без сомнения, принадлежащие веселинам. Такую толпу уместно встретить на торжище, на рудных копях, на худой конец, у нас, на Красной Лошади, а вовсе не в строю. Однако, повинуясь командам невысокого одноглазого командира (кого-то он мне напоминал — эх, если бы не черная повязка!), они плотно сдвинули щиты и, исполненные решимости умереть на месте, но не отступить, выставили поверх них длинные копья.
Что я здесь делаю? Позади отряда, на возвышении, где пристало находиться командиру войска, а вовсе не бывшему старателю и недоучившемуся школяру. А тут еще и Гелка рядом со мной. В нарядной курточке из темно-синего сукна с куньей опушкой и в сапожках со шпорами. Вот уж детям в битве точно не место. Как она не боится, если мне страшно до дрожи в коленках, до холодного, лишающего воли кома под ложечкой? Ее ладошка, стиснутая моей рукой, — это ладонь спокойного, уверенного в себе человека.
Рядом с нами молодой воин вспрыгнул в седло и помчался вниз. Туда, где мутные воды речушки вскипели пеной и кровью, ибо первые конники достигли плотного ряда щитов. Вот он — настоящий вождь. Это заметно и по гордой посадке в седле — настоящий храбрец, стрелам не кланяется, — и по тому, как в его присутствии приободрились пешие воины.
— Плотней щиты! Строй держать! За короля!!!
За какого короля? Витгольда? Экхарда? Может, Властомира? Да нет, не королевское войско на нашей стороне.
Где я? Где все мы? В какую сказочную страну оказались заброшены во сне?
Стрелы летели и с той и с другой стороны, то и дело унося бойцов к Престолу Сущего Вовне. А кого и в Преисподнюю. Это как повезет.
Звенела сталь, ржали кони и хрипели люди — на крик сил и дыхалки не оставалось.
Первая волна атакующих откатилась, оставляя неподвижные тела. Кони беспорядочно скакали под опустевшими седлами.
Воспользовавшись временной передышкой, потянулись к нашему холму раненые. Нескольких тяжелых вынесли на руках товарищи. Сложили рядком и поспешили назад, в строй.
— Ровней, ровней, щучьи дети! — это одноглазый. — Строй держать!
И они держались.
Петельщики ударили из самострелов и снова поперли вперед.
Несколько толстых стрел летели прямо в меня, но свернули в сторону, отклонившись от невидимой преграды. Как по волшебству! А ведь это и есть волшебство…
Я удерживал Силу без труда, легко и непринужденно, как никогда раньше. Сплетенный мною воздушный щит накрывал и холм с неизвестным мне знаменем, в двух шагах от которого стояли мы с Гелкой, и ютящихся у подножия раненых.
Бой продолжался. Строй щитов гнулся, потихонечку пятясь назад, но не ломался…
А что это там за заваруха?
Воины подались в стороны, освобождая место посреди брода. Похоже, кто-то решил затеять единоборство. Мелькнуло лицо с черной повязкой и почти на голову возвышающийся над ним бритый череп.
Наверняка от исхода этого поединка зависит многое, если не все. Гелка поднялась на цыпочки, стараясь не пропустить ни единого движения. Необъяснимое чувство тревоги зародилось в моей груди.
И в этот миг с ярко-синего неба, безоблачного, если не считать призрачной хмари у самого окоема, ударила молния. Многозубая, горящая столь ослепительным пламенем, что, даже исчезнув, осталась стоять перед глазами черным росчерком. Она прошла вскользь по задним рядам щитоносной пехоты, разбросав добрый десяток людей. Многие больше не поднялись.
За первой молнией ударила вторая, метящая в строй лучников. Вздыбилась и разлетелась бурыми комьями топкая земля. Изломанными игрушками покатились по грязи стрелки.
Колдовство? Магия?
Без сомнения.
А вот и вражеский чародей. Застыл на верхушке холма, близнеца нашему, но на том берегу. Расстояние приличное — лучник стрелу не добросит. Но на фоне чистейшего, умытого утренней росой неба хорошо видна фигура, хищно нацелившаяся простертой дланью в нашу сторону. Во второй руке наверняка амулет, а то и не один.
Я потянулся в поисках Силы — не худо прикрыть щитом воздуха войско, — и она хлынула в меня полноводным потоком через теплую, чуть подрагивающую, но не от страха, а от азарта, ладошку Гелки.
Как все же здорово ощущать себя всесильным магом!
Пусть лишь во сне.
Следующая молния скользнула по воздвигнутому мной щиту и рассыпалась голубоватыми искрами.
Чужой колдун замешкался. Он явно не ожидал магического противодействия, был уверен в своем превосходстве. А потом ударил трижды. Почти без промежутка, прямо в меня.
Защита прогнулась, и мне даже почудился стон свитых вместе струй воздуха, разрываемых безжалостным белым светом, но устояла, как выдержали совсем недавно удар конницы щитоносцы. Почти на пределе возможностей я уплотнил щит, вынужденный при этом уменьшить его размеры. Но противнику теперь не было дела до простых ратников. Он долбил молниями как заведенный — где столько силы брал!
