Шафран достал из кармана затрепанную карту севера Атлантики.
- Вот здесь «глаз тигра», ткнул он пальцем в схему. – Там, где буква «я» у «Ирмингерская котловина». А вот здесь, южнее, на восточном склоне хребта Рейкьянес, в свое время была поставлена станция акустической разведки и наблюдения.
- Кем поставлена? – спросил Радюкин.
- Нами, - исчерпывающе пояснил Аркадий. – Это еще до того, как вступили в действие акустические поля и стационарные береговые антенны. Таким образом, планировалось отслеживать английские и американские подлодки. Всего станций было… - Шафран на секунду замялся. – Больше. Но со временем их закрыли и демонтировали, кроме этой, последней. Тогда как раз начался очередной бум «мокрых металлов», движение и донное строительство в регионе оживилось, и вывозить стало как-то неудобно. Про станцию дружно решили забыть. Она хорошо замаскирована, старого образца и старых материалов, такие объекты даже на консервации дольше десяти лет без присмотра и ремонта не живут – съедает стихия. Время само убрало бы все следы.
- И сколько лет прошло с момента… консервации? – уточнил Радюкин.
- Двенадцать, - невесело ухмыльнулся Шафран.
Ученый быстро и неразборчиво пробормотал что-то на латыни, Аркадий разобрал только «anus mundi».
- Ну да, жопа мира, - что поделать… - отозвался механик. – Но выбора нет. «Пионер» неисправен и оставляет радиоактивный след. Команда на пределе. Возврат будет очень тяжелым. Можно понадеяться на чудо, но это было бы глупостью. Поэтому, когда лодка приблизится к зоне перехода, вы с радиоэлектрониками наденете скафандры и закроетесь в батискафе со всеми своими прослушками и записями. А там… посмотрим.
- А батарей хватит? – только и спросил Радюкин. Сил на то, чтобы удивляться безумному решению или возмущаться тем, что его не поставили в известность о запасном «плане» уже не оставалось. – Батискаф дотянет?
- Как повезет, - ответил Шафран. – Наверное, нет. Зависит от того, где «Пионер» сбросит «пузырь».
- Лодка с «активным» следом, станция, которая наверняка уже проржавела, и батискаф, который до нее не дотянет, - подытожил Радюкин. – Ничего не упустил?
- Ты уж извиняй, - сурово сказал Шафран. – Но здесь все добровольцы. И ты тоже. Знали, на что идем.
- Это понятно… - протянул Радюкин. – Но я думал, киноподвиги будут немного… другими. Ладно, - вымолвил он после короткой паузы. – Пойду готовить записи.
Шаран проводил его взглядом и сам собрался, было, уйти из кают-компании, но его задержал короткий приказ Крамневского:
- Задержись.
- Что за киноподвиги? – спросил Аркадий, неосознанно стараясь оттянуть момент разговора, который – он это чувствовал нутром – обещал быть неприятным.
- Наш ученый коллега в самом начале похода хотел кинографических подвигов. Благополучно вернуться, превозмогая множество испытаний и починяя поломки.
- Что ж, его желание осуществилось, - заметил Аркадий. – Хотя и не так, как ему хотелось бы.
- Ты тоже пойдешь на батискафе, - без предисловия и подготовки приказал Илион.
- Щас, - так же без раздумий ответил Шафран.
- А я приказываю, - нисколько не удивившись, сообщил Илион.
- Да ради бога, что я, против, что ли? – удивился Аркадий. – Приказывай, тебе по должности положено. А мое место здесь. Карать тебе меня все равно нечем, не в нашем положении.
- Старый бородатый дурак… - горько произнес Крамневский, склоняясь над столом, но в его голосе Шафран услышал и толику одобрения. Так, словно командир и не ждал ничего иного. Механик невесело усмехнулся, но уже следующая фраза Илиона согнала улыбку с его лица.
- Аркан… - Илион не называл так товарища уже много лет. – Ты ведь должен понимать, они не смогут расконсервировать станцию самостоятельно. Там же нет нынешней автоматики, да и запоры на главном шлюзе скорее всего уже накрылись, придется ползти через аварийный лаз. Что толку, если удастся дотянуть на батискафе, если не попасть внутрь и не осушить хотя бы шлюз?
- Места мне уже не хватит, - попробовал сопротивляться механик. – Там только на радиоразведку и научного доктора.
- Трубников оставит кого-то из своих, - бесстрастно произнес Крамневский. – Жребий кинут или договорятся. Но ты должен там быть.
- Нет, - прошептал Шафран. Как опытный подводник и военный он понимал правоту командира. Важность миссии требовала холодного расчета. Но все естество спасателя и слуги отечества восставало против безжалостного прагматизма Илиона-Топора.
- Да, - столь же тихо ответил Крамневский, и каждое его слово тяжким камнем падало на душу старого механика. – Дружище, ты же все понимаешь. Если у них есть атомное оружие, хотя бы экспериментальное, то скорее всего есть и система внешнего контроля радиации. Я надеюсь на лучшее, но надо учитывать, что нас легко могут выследить. Тогда остается только прорываться как можно дальше, чтобы успеть сбросить батискаф не слишком далеко от станции. И без тебя им не обойтись.
Тихо, едва заметно, на грани ощутимого вибрировали переборки и шумели механизмы «Пионера». Ровным, приятным глазу светом горел плафон под потолком, освещая изжелта-бледные, болезненные лица двух людей, обсуждавших жизнь и смерть.
- Трусливо, - пробормотал Аркадий, проводя рукой пол лицу, словно украдкой стирая слезу.
- Нет, - сказал мягко, но непреклонно Илион. – Иногда нужно больше смелости, чтобы уйти с живыми, чем остаться с мертвыми. Аркан, на сколько лет ты меня старше? – укорил он Шафрана. – Это ты мне должен объяснять, а не я тебя уговаривать. Если у нас не получится… Ты должен уйти с батискафом. Ты должен доставить всех на станцию и запустить ее.
Глава 24
Обратный путь затягивался. «Пионер» мог вернуться только укрывшись на шумовом фоне конвоя, во время очередного открытия портала, но, как назло, зона перехода бездействовала. Возможно, это было связано с устрашающим штормом, охватившим миллионы квадратных километров Атлантики, вплоть до Азорских островов. Ежедневно Радюкин вписывал в дневник все новые и новые наблюдения. Даже коротких сеансов радиоперехвата, которые теперь велись не дольше двух-трех часов в сутки, хватало, чтобы оценить масштабы климатического бедствия. Все северное полушарие содрогалось под ударами безумствующей стихии. Проливные дожди в пустыне и серии торнадо в Западной Европе, самумы в Канаде и зоны мгновенных температурных перепадов на экваторе - этот мир еще не умер, но уже становилось очевидно, что путь в могилу не окажется чрезмерно длинным.
Тем временем, состояние экипажа медленно, но верно ухудшалось. Радиологическая болезнь не являлась для мира воды чем-то новым и неизведанным, ведь где атомные исследования - там и облучения. Но методики лечения рассчитывались на медицинские стационары, опытный персонал и наличие всех необходимых медикаментов. Облученный экипаж, заключенный в неисправной субмарине при дефиците лекарств, находился на самой грани исчерпания умственных и физических сил. Каждый день больной Крамневский, державшийся только на стимуляторах, ожидал срыва, спорадического бунта или просто тяжелой ошибки кого-нибудь из подчиненных. Но час за часом, день за днем - подводники держались. «Пионер» на самом малом ходу курсировал по периметру «поля антенн», состоящего из тысяч заякоренных буев, ожидая конвоя, которого все не было.
