Верила ли я сама в то, что говорила? Не знаю. Денис помолчал, переваривая тонны патетики, которые я на него вывалила. Потом сказал тихо и упрямо:
— Просто я вижу, что снова есть генералы, затевающие войны, и солдаты, которые гибнут в этих войнах. И мне противно…
— Это у тебя военный синдром, — холодно заметила я. — Ты рассуждаешь, как будто вчера вернулся с войны. Как будто так и не повзрослел за эти годы. Честно говоря, это просто смешно.
Маленькая месть, за которую мне тут же стало стыдно… Я так хотела его обидеть, что, кажется, не рассчитала удара.
— Дурочка, — еле слышно сказал он, вставая.
Я тоже вскочила — с жалким, виноватым, испуганным лицом. Что я делаю? Кто тянул меня за язык? Он пришел ко мне как к другу, а я разыгрываю из себя самоуверенную стерву… Как будто это так важно — кто из нас кому сказал «нет»… Надо догнать его, удержать, сказать, что люблю, но я малодушно смотрю ему вслед и не трогаюсь с места. Что же это за любовь такая, если глупые амбиции мне дороже? Наверное, я просто не умею любить. Бросившись ничком на матрас, я завернулась в одеяло с головой и попыталась спрятаться в этой темноте от самой себя.
А утром мы вышли на дорогу к Кровэлу.
— Не стоит брать с собой короля, — сказал Бар, когда мы наконец оказались в долине. — И молодцов наших показывать прежде времени. Отправим в город разведчиков — кого-то из нас, разумеется. Договоримся о судне, которое доставит короля в бухту Нивальд. Миллальфцам купим лошадей, пусть они порознь добираются в Вэллайд. На них можно положиться, я уверен.
— Все равно надо, чтобы кто-то из наших здесь с королем остался, — заметил Сэф.
— Да вот пусть Бар и остается, — не раздумывая, заявил Денис. — Если даже с нами что-то случится, он будет знать, что делать, не так ли?
Судя по тону Дениса, он не мог простить Бару обмана. Но тот принял его решение абсолютно серьезно.
— Есть, командир. Я жду вас до полудня… нет, до заката. Если не вернетесь, буду знать, что вляпались во что-то. И тогда действую по своему усмотрению. А вам советую одеться попроще. Если что — скажете, мол, крестьяне из соседней деревни.
Честно говоря, гардероб, подобранный с помощью миллальфцев, не слишком соответствовал нашей будущей роли. Во-первых, Сэф наотрез отказался снять жемчужную серьгу-передатчик. А уж о том, чтобы сбрить эспаньолку, не могло быть и речи. Во-вторых, лаверэльские крестьянки были гораздо консервативнее горожанок и брюки не носили. А юбок у нас с Ледой, увы, не было. Шелковое платье, подаренное мне в Миллальфе, тоже не годилось. Так что мы остались в своих брюках и сапогах, а сверху напялили холщовые рубахи с широкими, прихваченными манжетами рукавами. Я убрала волосы под берет. Может, сойду за крестьянского мальчика?
Наконец странная процессия, сопровождаемая собакой, тронулась в путь. Я с радостью оглядывалась по сторонам. Неужели мы снова в Шимилоре? Вот и масличные деревья потянулись вдоль дороги. Жаркое лето, которого мы не застали, осело пылью на узких листьях. Кое-где крестьяне, навьюченные корзинами, собирали урожай. На нас они не обращали никакого внимания. Но когда до города оставалось не больше корса и мы уже видели вдали зубчатую стену и белый купол ратуши, нам навстречу в облаке пыли вылетел конный отряд. На пике у одного из всадников развевалось зеленое шимилорское знамя.
— Модит! Еще до города не дошли, — процедила сквозь зубы Леда.
— Если что, стоять на своем, — быстро сказал Денис. — Крестьяне, ничего не знаем, в государственные дела не лезем. И пошли, пошли! Сделайте беззаботные лица.
Беззаботные лица нам удавались с трудом. Я держала руку под курткой, то и дело проверяя, свободно ли ходит пистолет за поясом. Немудрено, что всадники остановились, перегородив нам дорогу.
— Кто такие? — грозно осведомился их седовласый предводитель. Тонконогая, золотистая с шоколадным крапом лошадь с трудом несла его грузное тело. Денис, имеющий наиболее крестьянский вид, вышел вперед, с достоинством поклонился.
— Хороший день, монгарс. Мы из деревни Прошэно, идем в Кромэл за покупками.
Другой всадник, помоложе, вполголоса сказал предводителю:
— Монгарс, это же лазутчики, однозначно. Две девицы в мужской одежде и дворяне, выдающие себя за крестьян. Надо отвести их в город и допросить.
Я нагнулась к Чангу.
— Беги, милый, со всех лап. Можешь сказать Бару, что мы уже вляпались.
И тут ветер с шорохом развернул знамя. Только теперь мы увидели, что зеленое поле пересекает красная маландринская полоса — символ неповиновения королевской власти. А предводитель отряда, который внимательно вглядывался в наши лица, вдруг тяжело соскочил с коня.
— Ба, гарсин, какая встреча! — воскликнул он, срывая берет и склоняясь в глубоком поклоне перед Нолколедой.
— Вот так-так, командир, — присвистнул Сэф. — Это же поклонник твоей супруги!
Немка смущенно покраснела.
— Полно вам, досточтимый Мегедэль. Встаньте. Мы тоже рады вас видеть.
4. Дорога на Вэллайд
Вниз по Риверону двигалась флотилия легких баркасов. Рыбаки, засучив рукава, ставили паруса по ветру, деловито растягивали по палубе невод. Глядя с берега, пожалуй, невозможно было догадаться, что наше плаванье имеет совсем другие цели…
Надо отдать должное Мегедэлю Амадасу. Узнав Леду, он больше в нас не сомневался и даже счел должным первым рассказать о произошедшем. Оказывается, после нашей памятной встречи в «Медвежьем углу» он вернулся домой в Лефиону. Но скоро заскучал там и с компанией друзей-собутыльнков — таких же разудалых пожилых дворян, как он сам, — отправился в Вэллайд. Покутить, как он выразился. Но и там непоседливый искатель приключений не задержался. В Кровэле жила его замужняя дочь Фриллис, которую он не навещал уже больше года. Трудно было не воспользоваться случаем, ведь из Вэллайда до Кровэла можно добраться за три дня. Мегедэль и его друзья покинули Вэллайд как раз накануне смерти старого короля. О событиях в столице они узнали уже в Кровэле, от мэра города досточтимого Фазерэта Риколаса.
— Мы недоумевали. Этот бастард прибирает власть к рукам — а экспедиция на поиски принца Лесанта не отправлена! Терпеть не могу, когда государственные вопросы решаются где-то за портьерами! Признаю, у себя в Лефионе мы частенько говорили за кружечкой «Кислятины», что король Энриэль уже не тот, что раньше. Да и прежде он больше занимался подготовкой к очередному балу, чем благоденствием государства. А впрочем, мы всегда считали его добрым малым, прими великий Шан его душу. Но есть вещи, господа, которые для дворянина важнее целесообразности. Смена правящей фамилии — это вам не шутки! А этот прохвост Лозэн, что там ни написано в его метриках, — сын своей матери-потаскухи. И никак не может считаться потомком Лесанта Великого. В конце концов, даже если произошло страшное, и королевский род угас, в Шимилоре достаточно семей, состоящих в более законном родстве с королевской семьей, чем Лозэн. И не только в Шимилоре — в Норранте, в конце концов. Пусть соберется Священный Ствол, пусть гербовое министерство изложит свои соображения… Но что бы так?! — возмущался Мегедэль Амадас.
