— До свидания, дамы, — промолвила чародейка. По ее глазам было ясно, что мыслями она уже перенеслась в Рокерли, к другим делам и заботам.
— Пока-пока! — повторил Озел.
— …и господа, — сверкнула улыбкой мисс Данс. — Большие и маленькие. — Она пустила кобылу резвым шагом, вскинула на прощание руку и уехала.
Лига и Бранза проспали все утро. Около полудня Лигу разбудил надтреснутый голос, выводящий за окном какую-то странную песню, смесь низкого рычания и заливистых трелей. Некоторое время она лежала в постели неподвижно, вслушиваясь в звуки; ожидая, пока рассудок начнет воспринимать окружающее. Под подушкой, зажатые в кулак и обернутые в салфетку, лежали два драгоценных камня, две семечки или… в общем, то, из чего выросли два куста с белыми и алыми цветами и, возможно, весь райский мир Лиги. Накануне вечером мисс Данс отдала их ей.
Они твои по праву, — сказала чародейка. — Судя по тому, что они сохранились в реальном мире, рискну предположить, что у тебя есть некоторые шансы снова попасть в мир своих заветных желаний. Будь осторожна! — с жаром предупредила мисс Данс, на мгновение выйдя из задумчивости и стряхнув с себя пелену усталости. — Если вдруг решишь вернуться туда, не обращайся к знахаркам вроде Энни Байвелл, приезжай прямо ко мне в Рокерли. Если при тебе будут эти камни, я почти наверняка сумею тебе помочь. Кто знает, каких еще бед натворит Энни, если возьмется за дело, каким опасностям подвергнет и тебя, и всех нас!
Лига встала с мягкой постели и подошла к окну. Энни возилась у костра на своем небольшом участке, выложенном камнями, позади овощных грядок. Громко распевая, лечуха размешивала какое-то зелье в большом черном котле. Она не потрудилась вставить свою искусственную челюсть — Лига видела это даже на расстоянии — и была одета в простое платье непонятного зеленовато-бурого оттенка и грязный передник.
Тихо, чтобы не разбудить Бранзу, мирно спящую в соседней кровати, Лига пересекла комнату, сняла со спинки стула платье и оделась. На цыпочках вышла и медленно спустилась по лестнице, заглядывая в открытые двери. К ее облегчению, Эдды нигде не было. Она прошла сквозь рваные клочья дыма и отзвуки песни, которые впустила в дом Энни, оставившая дверь нараспашку.
Ну надо же, восхитилась Лига, разглядывая свежепосаженный огородик Эдды. Немножко неровно, а в остальном ее маленькая дикарка сделала все почти так же, как делает она сама, Лига! Может быть, не такая уж Эдда и дикая? Лига прошлась между грядками.
— Энни! — негромко позвала она, не желая напугать старуху.
— Уже проснулась? — воскликнула вдова. Ветерок подхватил облачко пара, поднимавшегося над котлом, и швырнул его через подвязанные стебли фасоли прямо в нос Лиге.
— Наконец-то я вас отыскала! — Лига присела на корточки у края огородика рядом с костром и сделала вид, что интересуется травами.
— Что-что, деточка? — Энни с энтузиазмом размешивала варево, то и дело извлекая на поверхность жижи кусочки чего-то черного, чрезвычайно неприятного на вид, и восторгаясь их разнообразием. Она уже не пела в голос, а просто мурлыкала себе под нос.
— Если не ошибаюсь, раньше вас звали Лечухой Энни, — произнесла Лига. — Давным-давно мы жили почти по соседству.
Вдова резко оборвала песню, ее лицо превратилось в сплошные надутые губы и хмурую гримасу, как если бы она вдруг увидала в своем котле нечто неожиданное.
— Давны-ым-давно, — протянула она.
Лига раздвинула листья ревеня и выдернула малюсенький сорняк — совсем крохотную травинку с белой ниточкой стебелька и корнем не толще волоса.
— Вы должны помнить моего отца, Гертена Лонгфилда.
Деревянная палка, которой ведьма размешивала жижу, вновь начала описывать медленные круги.
— Помню, помню. Что с того?
— Он трижды приходил к вам и просил кое-что особенное.
Некоторое время Энни вглядывалась в густую черноту варева, потом прислонила палку к стенке котла, вытерла руки о грубый передник и спустилась с каменной приступки, стоя на которой следила за своим зельем.
Лига принялась раздвигать прохладные красные черешки ревеня, и так, и этак отгибая их в поисках сорняков, пока не ощутила дыхание старухи, присевшей рядом с ней на корточки. Она перестала притворяться, что увлечена прополкой.
— Сперва был тот ужасный отвар, потом он принес травы и порошки, которые надо было сжечь, а в третий раз взял у вас два свертка, потому что… потому что я уже шесть месяцев была беременна Бранзой.
Слова растворились в воздухе, будто не имели значения, будто их никто не произносил. Ревень распрямился и кивнул своими невероятно зелеными листьями, испещренными невероятно малиновыми прожилками.
Энни подалась вперед и осторожно взяла лицо Лиги в свои ладони.
— От него? — спросила она. Кожа на ладонях старухи была шероховатая, морщинистая, прохладная, но изнутри исходило тепло; пальцы сильно пахли анисовым семенем. — От родного отца?
— Все три раза, — ответила Лига.
Энни кивнула. На несколько мгновений ее лицо стало самым прекрасным из всех, что Лига когда-либо видела, со всеми его морщинами и волосками, с впалыми щеками. У Лиги в голове словно бы завихрился маленький водоворот.
Потом вдова подперла подбородок ладонями и медленно, тяжело проговорила:
— Но не Эдда, нет. К тому времени похотливый мерзавец уже помер. Она… от этого Коттинга?
Лига отрицательно покачала головой.
— Никакого Коттинга нет. Я назвалась его вдовой ради благоприличия. Эдда… — Она мысленно попыталась подобрать слова, но все они казались слишком грязными для солнечного утра, слишком грубыми для слуха этой добросердечной женщины. Наконец Лига решилась: — Городские мальчишки… — еле слышно прошептала она.
Энни уронила лоб на руки и сгорбилась.
— Много раз?.. — сдавленно спросила знахарка.
— Нет, лишь однажды. Но их было пятеро.
— Пятеро? Боже мой. Чтоб мне сдохнуть, — промолвила Энни сквозь пальцы, опустив лицо. Она неуклюже подвинулась к Лиге, протянула руку, не длинней, чем у трехлетнего Андерса, и, не открывая глаз, крепко обняла ее за талию. В этом простом жесте Лига ощутила всю силу сострадания маленькой иссохшей женщины.
— Ох. — Энни промокнула глаза передником, огляделась по сторонам, как будто силилась увидеть только сад и ничего кроме сада; закашлялась от густого запаха своего варева, принесенного порывом ветра. — Зато родилась Эдда, — сказала она, немного справившись с собой. — И Бранза. Это не отменяет того, что случилось, но по крайней мере у тебя есть дочери. Дочери. — Старуха судорожно вздохнула и вытерла нос уголком передника.
— Верно, — севшим от волнения голосом произнесла Лига.
Внезапно ее вновь охватили те чувства, которые она испытала на берегу ручья, увидев Эдду после разлуки. Как могли девочки спокойно спать, бегать в город по ее поручениям и не сознавать, что Лигу гложет, снедает, разрывает на части страх любящей матери за своих детей?
