— Когда деньги не правят человеком, ты теряешь власть и проигрываешь, Мефисто. Потомок Магога вернул тебе долг за всех порабощенных звонкой монетой.
Меченый вонзил меч в последнее тело. Глядя куда-то вдаль, пробормотал:
— Черт возьми, Сема, что в тебе за кровь? Чей ты потомок?
А Сема уже мчался по лестничным пролетам, размазывая по стенкам недобитую гвардию, но чаще переступая тела и скользя по лужам крови.
«Интересно, у брата сил хватит на серьезный разговор с эмиссаром или его смерть — это та смерть, на которую намекал Меч?»
Этажи мелькали, но не так быстро, как хотелось бы. Сема, вспоминая марш-броски с армейским спецназом, запел во всю дыхалку пришедшие на ум слова:
Дожил — штурмую небоскреб,
Где мировое зло живет.
Мне Золо будет очень рад,
Напомню эмиссару все подряд.
Не забывает мир добра,
Где дотянулась длань твоя.
Здесь каждый третий — демократ,
Наживе и захвату рад,
Каждый второй, как бизнес-гей —
Залезет долларом в любую щель,
А каждый первый — «траст ин гад»,
Кровавый бог ваш очень рад.
Он любит золото и кровь
И скальпы детские индейцев,
Да уши стариков.
Семь миллионов краснокожих душ,
Стрельба, облавы, резервации, болезни,
Захват земель,
Ваш бог — само спасенье.
Скорость пришлось немного сбавить — пот попадал в глаза, и мелькающие двузначные циферки этажей стали расплываться. Требовалось немного охладить тело и запастись энергией окружающего пространства. Пригодится. Неразумно врываться в драку, пытаясь помочь, и тут же падать под ноги врагу от усталости, обезвоживания и разрыва изношенного сердца. Сема сбавил скорость до человеческих мерок, снизил голос, продолжая полушепотом:
Работорговля «Острова Свободы»
«Свободой» хочет заразить весь мир,
Колонизация без крови —
Что белый фосфор и напалм
Без выжженных людей.
Вьетнам, Корея, Гондурас, Камбоджа,
Панама, Сирия, Ирак, Балканы, Мир…
Всего сто пятьдесят «освобожденных» стран,
Где ты кумир…
Туда донес ты своего зеленобога…
И люди не забудут
Им оказанную честь.
А ты кошмаром не тревожен —
Десятки видов пачек антидепрессантов есть.
Стрелять, взрывать, утюжить и гордиться —
Вот лозунг твой под звездно-полосатый флаг.
Ты говоришь о равенстве, но гетто
Растут по миру, как грибы после дождя.
Сема содрал насквозь пропотевшую майку. Тело обдало прохладой. Дыхание выровнялось. Стягиваясь, как пружина, перед последним броском, наблюдая перевалившие за полсотни циферки этажей, он все шептал и шептал:
О, НАТО, ты бесчеловечно,
Раз позволяешь эмиссару сеять смерть.
Так защищай же нас хотя бы в киноленте,
Пусть Голливуд работает еще быстрей —
Наш уровень IQ еще немного в плюсе есть.
Прости, я не хотел обидеть президента,
Напомнив про мозги,
Но вместо склеенных улыбок,
Мы видим геноцид приказом шимпанзе…
Твои морпехи, те, что разрушали
Миры, гармонию, единство наших дней,
К тебе в гробах сосновых возвращались,
Но ты не слышал плач своих людей.
Нажива для тебя важней.
И пусть иссяк десант, но новый «гитлерюген»
Вновь поясняют миру за «Ось Зла».
«Головорезы», «Потрошители», «Убийцы» —
Вот их простые в списках имена.
Ты ненавидишь человечество?
Ответь нам!
За что ж тебя должны любить и уважать?
50 процентов мировых ресурсов,
130 видов памперсов,
Макдоналд — царь пиров,
Стрельба по школам,
«S.W.A.T.а» не хватает,
Чтоб всех маньяков враз перестрелять.
Пусть пойманных сажаешь ты на «стульчик»,
Но где же логика? За единицы убиенных душ — смерть,
Десятки — три пожизненных и слава,
А сотни, тысячи — медали и награда.
Твои герои, твоя честь.
Сема восстановился и начал добавлять скорость. Злые слова полетели с губ, глаза налились кровью, сорвался в последний рывок, договаривая:
Террор — твое изобретенье,
Не спихивай все на ислам,
Пропащий Рим — твое прозренье,
Заблудший Вавилон — вот ты и есть.
Зверье зверьем останется, поверь мне.
Ведь эволюция для душ — не для банкнот.
Придет твой час, наступит время —
Потонет остров, прецеденты есть.
Твои пираты грабить перестанут.
Развесят всех по реям —
Раз вы против всех.
И ни одна слеза не упадет.
Твой бог ужасен, ты как сын — страшнее.
Ты «интертеймент» прошлых дней.
Как в прошлом на арене Колизея,
Прими же, гладиатор, свой удел.
Проклятья достигают цели.
Теперь ты, Золо, цель и есть.
За предпоследним этажом последовал пентхаус. Выше — только крыша. Сема стиснул зубы и, перехватив поудобнее скользящую от крови секиру, плечом врезался в большие, широкие двери. Отбросило, как мячик. Тогда, взревев, поднялся, разогнался и в широком прыжке почти отключил разум. Нога врезалась в дверь.
* * *
Скорпион.
Нью-Йорк.
Несколько минут назад.
— Ты ее не получишь! — прокатилось по полупустому помещению, отразилось от стен, стекол и тяжелым эхом вернулось к эмиссару. Золо взревел раненым зверем снова: — Сах'рэ!
Стекла по всему периметру пентхауса разлетелись вдребезги от магического волевого слова. Осколки стекол верхнего этажа небоскреба волной вылетели наружу и устремились вниз. Падая со сто двадцатого этажа, разгоняясь, острые кромки приобрели убойную силу. Прохожих постигла печальная участь. Кровь побежала по асфальту. Улицы взорвались отчаянными криками.
Эмиссара не заботили подобные мелочи.
Чудовищный ветер ворвался сквозь выбитые стекла, загудел. Его порывы на такой высоте порой достигают огромной скорости. Именно поэтому все этажи выше двадцать пятого в небоскребах наглухо задраиваются.
Вместе с ветром в теплое помещение ворвалась зимняя стужа. Но это не могло охладить злость бойцов.
Скорпион опустил сложенные ладони. Серебристая завеса щита померкла. Он принял на себя волну, полностью защитив хозяина.
