- Джиллиан любит басни, - пробормотал Гримм, направляя разговор в другом направлении.
- Ну что ж, расскажи нам какую-нибудь, девочка, - попросил Ронин.
Джиллиан покраснела.
- Нет, право, я не могу. Это детям нравятся басни.
- Ба, она говорит «детям»! - воскликнул Ронин. - Моя Джолин любила басни и часто рассказывала их нам. Ну же, девочка, расскажи нам что-нибудь.
- Ну... - замялась она.
- Расскажи. Пожалуйста, - подзадоривали ее братья.
Сидевший рядом с ней Гримм отпил большой глоток из своей кружки и со стуком опустил ее на стол.
Джиллиан содрогнулась в душе, но не показала виду. Гримм громыхал и хмурился с тех пор, как они сюда приехали, и она никак не могла понять, в чем дело. Подыскивая способ снять напряжение, становившееся уже осязаемым, Джиллиан порылась в своем запасе басен и, поддавшись озорному порыву, выбрала одну глубокомысленную притчу.
- Жил-был однажды могучий лев, непобедимый герой. Был он царем зверей и хорошо знал это. Чуточку самодовольный, можно сказать, но все равно хороший царь.
И она остановилась, чтобы приветливо улыбнуться Гримму.
Тот нахмурился.
- Одним вечером этот могучий лев прогуливался по лесу в долине и увидел прекрасную женщину...
- С волнистыми золотистыми волосами и янтарными глазами, - вставил Бальдур.
- Ну да! Откуда вы знаете? Вы слышали эту басню, да, Бальдур?
Гримм закатил глаза.
Подавив в себе сильное желание рассмеяться, Джиллиан продолжила:
- Могучего льва очаровали ее красота и грация, а также прелестная песня, которую пела девушка. Он тихо вышел вперед - на подушечках лап, чтобы не напугать ее. Но девушка не испугалась - она увидела льва таким, каким он был на самом деле: сильным, храбрым и благородным созданием, иногда устрашающе рычащим, но с чистым, бесстрашным сердцем. На его высокомерие она не обращала внимания, потому что знала из наблюдений за своим отцом, что высокомерие часто является неотъемлемой частью силы.
Джиллиан украдкой глянула на Ронина: тот широко усмехался.
Найдя поддержку в осознании того, с каким интересом слушал ее Ронин, Джиллиан взглянула прямо в глаза Гримму и продолжила:
- Лев влюбился. На следующий день он отыскал отца женщины и попросил у него руки девушки, предложив взамен свое сердце. Отца женщины беспокоила звериная натура льва, хотя его дочь отнеслась к этому предложению совершенно спокойно. Не уведомив дочь, отец согласился принять ухаживания льва при условии, что царь-лев позволит выдернуть ему когти и вырвать зубы, чтобы сделать его ручным и цивилизованным. Лев был безнадежно влюблен и согласился. Так они и поступили.
- Еще одни Самсон и Далила, - пробурчал Гримм.
Джиллиан не обратила на это замечание внимания.
- Когда же лев затем потребовал выполнения обещаний, отец прогнал его из своего дома палками и камнями, потому что зверь был больше не опасен, он больше не был страшным существом.
Джиллиан многозначительно остановилась, а Бальдур и Ронин захлопали в ладоши.
- Удивительно рассказано! - воскликнул Ронин. - Эта была любимая басня моей жены.
Гримм нахмурился.
- Это конец? И в чем же мораль этой истории, черт возьми? - обиженно спросил он. - Что любовь делает мужчину слабым? Что он теряет любимую женщину, когда предстает перед ней бессильным?
Ронин взглянул на него с пренебрежением.
- Нет, парень. Мораль этой басни в том, что любовь может усмирить даже самых мужественных.
- Погодите - есть продолжение. Дочь, - тихо проговорила Джиллиан, - тронутая его беззаветной любовью, сбежала от отца и обвенчалась с царем-львом.
Теперь она поняла страхи Гримма. Какую бы тайну он ни скрывал, он опасался того, что, как только она ее узнает, то оставит его.
- Я все равно считаю, что это ужасная история! - проворчал Гримм, сердито взмахнув рукой.
Он зацепил кружку, и та полетела через стол, заливая Ронина сидром. Долгий, напряженный миг Гримм смотрел, как на белой полотняной рубашке отца расплывается ярко-красное пятно.
- Извини, - неловко промолвил он и, оттолкнув стул, вылетел из комнаты, ни на кого не глядя.
- Ах, девочка, боюсь, иногда от него исходят одни беды, - сказал Ронин с извиняющимся видом, вытирая рубашку платком.
Джиллиан поковырялась в своем завтраке.
- Как бы мне хотелось понять, что здесь происходит.
И она с надеждой посмотрела на братьев.
- Ты не спрашивала его, нет? - спросил Бальдур.
- Я хочу спросить его, но...
- Но ты понимаешь, что, возможно, он не сможет дать тебе ответов, потому что, похоже, у него и самого их нет, а?
- Просто мне хотелось бы, чтобы он поговорил со мной об этом! Если не со мной, тогда, по крайней мере, с вами, - сказала она Ронину. - У него так много накопилось в душе, и я понятия не имею, что делать, кроме как дать ему время.
- Он любит тебя, девочка, - заверил ее Ронин. - Это у него в глазах, в том, как он прикасается к тебе, в том, как он двигается, когда ты рядом. Ты в самом его сердце.
- Я знаю, - сказала она просто. - И не сомневаюсь в том, что он меня любит. Но доверие - неотъемлемая часть любви.
Бальдур обратил на брата пронизывающий взгляд.
- Ронин поговорит с ним сегодня, не так ли, брат?
И он поднялся из-за стола.
- Принесу тебе свежую сорочку, - добавил Бальдур и покинул парадный зал.
Ронин снял испачканную сидром рубашку, перекинул ее через спинку стула и принялся вытирать тело полотняной тряпочкой. На него пролилось немало сидра.
Джиллиан с любопытством наблюдала за ним. Хорошо сложенный и сильный торс, широкая грудь, потемневшая от горного солнца и усыпанная волосами, как у Гримма. И, как у Гримма, широкое и чистое полотно кожи оливкового оттенка, совершенно без шрамов и родимых пятен. И Джиллиан ничего не могла с собой поделать: она уставилась на отца Гримма, озадаченная тем, что на теле мужчины, участвовавшего не в одной дюжине битв без малейшей защиты - кроме пледа, если он воевал в обычной для шотландцев манере, - не было ни единого шрама. Даже у ее отца на груди было несколько шрамов. Она смотрела, охваченная недоумением, пока не поняла, что Ронин не двигается и наблюдает за тем, как она рассматривает его.
- Последний раз красивая девушка смотрела на мою грудь больше пятнадцати лет назад, - дразнящим тоном молвил он.
