Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Электричество относилось к разряду роскоши, для выживания оно было не так уж необходимо, в отличие от печек, угля и дров. Еще в лагере имелось три снегохода и даже непонятно как оказавшиеся в городе аэросани.
Занятые бандой здания подковой охватывали зону раскопок. В превращенном в форт кинотеатре «Орбита» размещался главный штаб. Самым населенным был подвал магазина «Мерлин». Еще примыкавший к ТЦ поселок Аэродромный прикрывал северную границу. Деревянные коттеджи, конечно, сгорели дотла, но уцелевшие кирпичные домики поближе были заселены и переоборудованы в доты.
С юга, запада и востока четких границ у территории «оптимистов» не было. Их власть распространялась не дальше, чем можно добить из пулеметных гнезд «Орбиты». ТЦ «Альбатрос» уже не являлся их территорией, но сил хватало, чтоб помешать другим вести там массовые раскопки — а одиночных ночных «посетителей» то и дело ловили и вешали.
Еще был девятиэтажный дом рядом с «Мерлином». Жить в нем было нельзя — того и гляди, развалится, но наблюдательный пункт там наверняка имелся, очень уж удобное место, с хорошим обзором. Однако даже разговорчивые соседи Сашу в такие подробности не посвящали, а сам он знал свое место и с вопросами не лез.
Банда (или племя?) дружно прогоняла со своей территории «левых». Те приходили мелкими группками, в основном со стороны поселка, и при появлении хозяев мигом исчезали. На глазах у Саши мужики поймали и избили до полусмерти какого-то гаврика, который и так скоро отдал бы богу душу от голода. В такие моменты он вспоминал, что, даже если только каждому десятому удалось дотянуть до наступления Зимы, людей все равно оставалось много. И всем нужна еда.
Не все чужаки были столь безобидными, как избитый гаврик. За два дня до Сашиного появления у «оптимистов» была серьезная стрелка с соседями, завершившаяся десятком убитых с обеих сторон. Оспаривалось право копать там, где когда-то стоял «Альбатрос». Битву новые Сашины товарищи выиграли, сохранив за собой право монопольного владения площадью «Снежинка».
Чем больше Данилов узнавал о городе, тем больше понимал, как ему повезло. Оказывается, он шел по нейтральной территории. Уклонись он чуть в сторону улицы Институтской, его укатали бы обитатели «Лучика», второго по величине ТЦ. «Лучик» держали крутые пришлые: то ли армия, то ли вэвэшники, но не из Кузбасса. С какого-то эшелона. Вырезали коренных, тех, кто там до них копался, и установили свои порядки.
Пройди он дальше по Крупской, столкнулся бы с «рыночными». Приблизься к ДК «ПЗШ», его бы срезали из пулемета отмороженные на всю голову бандиты из безымянной группировки. Свернув в любой двор, мог бы нарваться на озверевших от голода жителей, облюбовавших повалы. Выбрав вместо Тыргана район Ясной Поляны, которая была на пару-тройку километров ближе, Саша оказался бы уже порезанным на куски аборигенами. Про красногорских он тоже еще не услышал ничего хорошего.
Вся и вся культурная жизнь города. Прямо «Банды Нью-Йорка» какие-то. Что ни торговый центр — то группировка. Что ни неделя — то кровопускание. Это только в книжках люди в постъядерном мире объединяются вокруг экзотических идей — коммунисты, фашисты, сатанисты… Неформальные объединения в Сашином родном городе были прозаичнее и базировались на доступе к пропитанию.
Во второй раз ему повезло, когда он наткнулся на «оптимистов», самую сильную группировку в городе, с самой крепкой продовольственной базой и потому самую спокойную. Другие грохнули бы его еще на подходе и допрашивать бы не стали.
«Стоило ради этого идти четыреста километров? — думал Данилов. — Чтобы встретить одного психа, три сотни сытых дегенератов и несколько тысяч голодных?»
Насколько хватит запасов «Оптимы»? Думают ли его сотоварищи о том, что будет после? Данилов поставил бы свою зарплату против Фонда будущих поколений, что нет.
Но эти мысли его особо не угнетали. Жизнь текла почти сытая и без особых проблем. Сашу не трогали, предоставив самому себе новичка с тяжелым взглядом волка-одиночки. В самой общине, снаружи ощетинившейся как еж, отношения были ровными, как в военном отряде в зоне боевых действий. Друзей Данилов не завел, но нечто вроде уважения заслужил — страха не знал, трудности сносил молча и не раз наводил бригаду на хороший хабар. И хотя при ежевечерней раздаче ему доставалось меньше, чем старожилам, хавки хватало даже на то, чтобы откладывать немного про запас.
Потом столбик термометра, как любили говорить барышни в телевизоре, упал до отметки минус шестьдесят, и жизнь снова замерла почти на неделю. За это время они проедали запасы и маялись жутким, выматывающим бездельем.
Интермедия 3. Target Practice
Карское море,
8 км от входа в Обскую губу.
Шел второй месяц Зимы и третий месяц войны.
Они проделали долгий путь от Северной Атлантики до северной оконечности Евразии с кратким заходом к Пиренейскому полуострову.
Нет, капитан Эбрахам Сильверберг не пошел под суд. Ему сохранили не только жизнь, но и звание. Опытные командиры ценились на вес золота. Потери были страшными. Настолько страшными, что командирам рекомендовалось не вести с экипажем разговоры на такие темы и пресекать их среди экипажа.
На базе ВМФ в испанском городе Рота он оставил злосчастную «Миннесоту» и получил подлодку класса «Огайо», оборудованную пусковыми установками крылатых ракет.
Половина экипажа была списана на берег. Кого-то направили на другие лодки, кого-то признали непригодными к несению службы. Психические расстройства.
Не видеть бы их лица. В Европе тоже творились бедлам и кошмар. На базе, находившейся километрах в пяти от города, еще сохранялась видимость порядка, патрулировала военная полиция и даже работало кафе. Но периметр усиленно охранялся. Сильверберг увидел несколько бронетранспортеров «Страйкер», пять более старых AMV и его почти тезку — танк «Эбрамс». Пулеметы были развернуты в сторону города, расчеты выглядели напряженными до предела, будто находились не в мирной союзной Испании, а в Иране. База была одним из последних форпостов и ждала эвакуации.
Капитан уже отучился удивляться, поэтому и бровью не повел, когда получил приказ идти на Шпицберген.
Мир сошел с ума, и далеко за полярным кругом было теплее, чем в трех-четырех тысячах километрах к югу. Здесь, на полюсе, температура держалась в пределах минус десяти, тогда как в Центральной России было до минус пятидесяти, а в Сибири — и до минус семидесяти по Фаренгейту.[22]
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
