Со всех четырех сторон платформа была обнесена оградкой, спереди и сзади снабженной дверцами. Сейчас она покоилась на рельсе, который, судя по толщине, не переломился бы и под стадом скота.
— Ну же. Залезайте на подъемник. Он не то что двоих — пятерых выдержит.
Так Брайар и поступила. За ней забралась барменша; пришлось подхватить ее, пока окончательно не потеряла равновесия.
— По рельсу поедем?
— Да-да.
Далее последовала запутанная череда подъемников, платформ и прочих хитроумных устройств, призванных перемещать людей в разных направлениях. В итоге они оказались на подобии перекрестка. Люси обратила внимание спутницы на зеленую стрелку — та указывала на дорожку, начало которой было отмечено четырьмя досками того же цвета. Глаза барменши забегали под маской, и она перешла на еле различимый шепот:
— Чур головой не вертеть… но мы не одни. Справа, на крыше. И слева, в окне.
Брайар осторожно бросила взгляд в ту и другую сторону. Люси не ошиблась. В углу на соседней крыше стоял тип в маске и наблюдал за ними. В руках его было длинное ружье. Внизу, за окном из цельного куска стекла, проступал еще один силуэт — мужчины в шляпе, также вооруженного. И оба нисколько не таились, будто их не и заботило, видят их или нет.
— Часовые? — спросила Брайар.
— Да вы особо не нервничайте. Мы подошли с правильного направления, не скрытничаем и довольно сильно шумим. Они нас не тронут.
— Но ведь они высматривают чужаков?
— Чужаков и трухляков, ну и недовольных клиентов.
— Ну а я-то как раз чужая здесь, — заметила Брайар.
— Само собой. Зато они знают меня.
— Может, стоит у них поинтересоваться…
— Насчет чего? — перебила ее Люси.
— Насчет Зика. Дозорные они или кто? Вдруг кто-то видел моего сына?
Барменша покачала головой:
— Нет, с этими номер не пройдет. Разговаривать с вами не станут, даже если им и разрешено. В основном это наемники и ничего больше. И дружелюбием они не отличаются. Лучше оставить их в покое, — заключила она шепотом.
Женщины зашагали дальше. Вскоре Брайар приметила на ближайшей крыше третьего часового, а затем и четвертого.
— Их всегда так много?
Люси глядела в другую сторону — там обосновался пятый.
— Бывает иногда, — ответила она, но каким-то неуверенным голосом. — Хотя для обычного караула и впрямь многовато. Интересно, что тут происходит?
Брайар такие вести не особенно радовали, но она твердо решила не показывать виду — не сжимать винтовку крепче, не ускорять шаг. И они двинулись дальше по узким коридорам, сооруженным на каркасах из труб и брусьев. А внизу разлеглись улицы, зараженные Гнилью.
— По крайней мере, нас не держат на прицеле, — заметила Брайар.
— Ваша правда. Может, у них там какие-то неприятности. Мало ли кого они высматривают. Милая, не могли бы вы оказать мне одну услугу?
— Слушаю.
— Держитесь ко мне чуть-чуть поближе. Дорога тут неровная, а мне без руки трудно балансировать.
Брайар пошевелила плечом и сбила ранец с винтовкой набок, чтобы те не лезли Люси в лицо, после чего обняла ее за талию, и общими усилиями они преодолели участок, изобиловавший кривыми бревнами. В конце прохода их ждал очередной рычаг — и на его зов поспешил очередной подъемник.
— Это последний, — объявила Люси. — На нем спустимся в подвал. Поглядите-ка вон туда. Видите вокзал?
Прищурившись, Брайар вроде бы различила за творожистыми клубами газа черную точку и круг, рассеченный двумя линиями.
— Там?
— Да. Это часовая башня. Ее только-только успели возвести, когда на нас обрушилась Гниль. А сейчас мы попадем в депо, — продолжила она. Тем временем сцепились шестеренки, опускавшие платформу, и женщины поехали вниз. — Тут должны были отстаиваться вагоны, для которых не нашлось дела. Теперь здесь что-то вроде вестибюля.
— Вестибюля?
— Ну да. Считайте, что вы в гостинице. Внутри тут довольно мило. Уж точно получше, чем в Хранилищах. Все-таки деньги и за стеной многое решают, а у Миннерихта их куры не клюют.
Скрипучая платформа все глубже увлекала женщин в недра мертворожденного вокзала-скелета — рывками, по этажу зараз, терзая несчастные желудки. Но вот путешествие окончилось, и за распахнутыми дверями Брайар встретила еще более пугающая пустота — угрюмое напоминание, что здесь уже никогда не будет ни поездов, ни касс, ни пассажиров. Это здание не успело насладиться собственной новизной и казалось теперь более древним, чем крылышки мух, застывших в мутном янтаре.
С прибытием подъемника в воздух взвилось облако пыли.
Брайар чихнула и подняла руку с намерением потереть нос, однако маска развеяла ее надежды.
— Идем, милая. Идти уже недалеко, а во внутренних помещениях с удобствами куда лучше.
— А давно он тут живет? — поинтересовалась Брайар, семеня за барменшей.
— Ой, не знаю. Лет десять. Но времени обустроить все по своему вкусу у него было хоть отбавляй, даже и не сомневайтесь.
Пол был замощен обычным плоским камнем без намека на полировку или мозаику, и шаги отдавались на весь огромный зал предательским эхом. Наконец пустота разбилась о красные двойные двери, запломбированные по краям лоснящимися черными полосками. Брайар потрогала одну из них, присмотрелась. В отличие от того, что попадалось ей в других кварталах, резина казалась довольно чистой и не несла явных следов кустарщины.
— А как мы войдем? Надо как-то по-особенному постучать? Или тут есть дверной колокольчик? — недоуменно сказала она, не заметив на дверях ни ручек, ни запоров.
— Не поможете мне вынуть руку из повязки? — попросила барменша.
Когда все было должным образом распутано, Люси замахнулась и три раза ударила рукой по правой створке. Та ответила резким лязгом. Металл, бьющий по металлу.
— Двери…
— Сталь, по-моему. Кто-то рассказывал мне, что доктор сделал их из вагонной обшивки. Но еще кто-то потом уверял, что их сняли с главного входа, так что я теперь толком и не знаю, откуда он их взял.
— И нас вот так вот запросто пустят?
Люси пожала плечами, и бессильно обвисшая рука заболталась у живота.
— Трухляки стучаться не станут. А остальных тут не боятся.
— Чудесно, — пробормотала Брайар.
Вскоре последовал толчок и скрип внутренних распорок — значит, их все-таки услышали.
На то, чтобы отпереть все замки, поднять все засовы и убрать все задвижки, ушло полминуты; наконец послышался жалобный визг петель, и дверь приотворилась. Из проема в так называемый вестибюль с подозрением поглядывал худой парень в громоздкой, не по размеру, маске. Роста он был среднего, а одет по-ковбойски: холщовые штаны, наглухо застегнутая рубашка и пара поясных ремней под револьверы, накинутых друг на друга. На груди у него висела винтовка — вроде «спенсера». Из всех, кто встречался Брайар за стеной, он был пока самым молодым, но все же не таким юным, как ее сын. Как знать, ему могло быть и тридцать.
