Гусеничная машина, управляемая Штерном, продолжала свой путь по черным как ночь пескам неизвестной планеты.
Вот на очередном бархане вездеход немного дернуло вправо, тут же вернулась в колено ноющая боль – обезболивающее перестало действовать.
Лев Ковалевский только скрипнул зубами. Он хотел закрыть глаза и отдаться во власть медикаментов из портативного инъектора, но этого ему сделать не удалось. Каждый раз, закрывая глаза, Ковалевский отчетливо видел воспоминания о первых экспедициях на эту планету. Больше всего из его головы не могли уйти воспоминания о тех моментах, когда местная жизнь достигала своими ярко-голубыми щупальцами кого-то из членов команды. Крики агонии, боли и наслаждения; тела людей, покрывающиеся шерстью и панцирем и увеличивающиеся в размере; деградация разума до такой стадии, когда существом движет только инстинкт – этого Ковалевский за всё свое время кураторства не мог забыть. А как всё оптимистично начиналось: новый источник энергии, лекарство от смерти и болезни, дешевое и доступное, не требующее массового производства – всё это были только мечты, которым никогда не суждено было стать явью.
«Сила и власть, граничившие с ужасом и смертью. Да, смертью – вот такой подарок пока что преподносил Ридлок своими исследованиями миру. А ведь всё могло быть по-другому. Могло», – мрачно подводил итоги своих действий Ковалевский.
Но как бы ни чувствовал себя командир без команды, жизнь не терпит сослагательного наклонения, и куратор никак не мог изменить прошлое. Нельзя спасти тех людей, чьи жизни и души навсегда остались в глубинах этой кремовой, как кофе с молоком, планеты.
Штерн словно прочитал мысли сидящего рядом с ним пассажира.
– Их нельзя спасти.
– Кого? – в ужасе проснулся от мыслей куратор.
– Людей, которые остались на базе.
Лев Ковалевский чуть не закричал от неожиданности.
«Только не опять, – беззвучно бормотали его губы, – только не потерять снова всю команду. Я не хочу еще раз видеть эту страшную картину гибели!»
Штерн молча слушал всю тираду причитаний Ковалевского и продолжал так же спокойно вести вездеход в известном только ему направлении.
– Где же твоя улыбка, Лев? – робот вдруг ухмыльнулся своими бледными полимерными губами, кое-где покрытыми трещинами. Штерн изображал что-то вроде дружеской шутки над своим начальником. – Кстати, а где те двое, что были возле шахты, когда мы с Дроловым устроили битву? Я что-то их не видел, когда ты встречал меня.
Этого вопроса куратор явно не ожидал, хотя тайна уже была бессмысленна – через несколько часов планета станет частью холодного бездонного космоса.
– Они ушли.
Теперь настал черед Штерна удивляться – сидевший на соседнем кресле человек никогда раньше не показывал ни капли жалости.
– Я не стал мешать им, потому что…
– Знал, что их ожидает смерть в этой пустынной местности, – закончил за него фразу Штерн.
– Нет! – Ковалевский развернул своей рукой пластиковое лицо Штерна. – Я устал от твоих неудач и от смертей. Мне надоело видеть умирающих от страшных монстров и вирусов людей! И мне даже приятно знать, что это благое орудие добра не попадет на Землю и остальные миры. А вот за тех двоих, что сами решили уйти и бороться за свою жизнь, за них я искренне рад.
– Попадет, Лев, Ридлок никогда не ошибался.
– Только не через меня! – Ковалевский перешел на крик. – Не через меня! Слышишь?
Но Штерн слышал другой звук: долгий протяжный вой, доносящийся из черных, как ночь, далей.
– Ну вот, вспомнил про своих старых товарищей – они и пришли на твой зов, – коротко прокомментировал ситуацию Штерн и еще сильнее нажал на акселератор.
Ковалевский ясно слышал дикий призыв к мести и уже испуганно посмотрел в сторону Штерна.
Вдруг вездеход тряхнуло так, словно машина на полном ходе врезалась в стену. Лобовое стекло покрылось россыпью мелких трещин, грозивших вот-вот разрушить стекло. Лев слишком поздно выставил перед собой руку, и его лицо тут же столкнулось с панелью приборов. Штерн был специально сделан для подобных ситуаций, и поэтому робот даже не шелохнулся при столкновении, он как будто не замечал огромного комка шерсти и мяса, прыгнувшего на них.
Когда Ковалевский, вытирая кровь с разбитого носа и рассеченной брови, поднял глаза, первое, что он увидел сквозь паутинку мелких трещин, – огромную звериная пасть, усеянную рядами острых как бритва зубов, из которой торчали четыре огромных клыка. С больших острых клыков крупными каплями падала ядовитая слюна, растворяя матовое покрытие стекла. Но самое страшное, что испытал Ковалевский – это взгляд желтых кошачьих глаз, проникающих своим гипнотизирующим взглядом в душу. Вид звериной морды и огромной лапы, барабанящей по крыше вездехода, заставил руки Ковалевского лихорадочно искать какое-нибудь средство защиты. Но, как назло, под рукой ничего не оказалось. Очевидно, свое оружие куратор выронил возле шахты, когда его ранили в ногу.
Ситуацию спас Штерн – робот, лучший друг человека: он достал из-под своего водительского кресла лучевой пистолет, и серия мощных выстрелов подобно вспышкам молнии во время грозы осветила кабину вездехода. Запахло паленой шерстью и горелым мясом. Вся морда и верхняя часть торса человека-кошки вмиг превратилась в одну большую головешку.
– Сбрось его, – уже хладнокровно и спокойно приказал роботу куратор. Похоже, битва за жизнь вновь вернула ему уверенность и прежнюю стойкость. В следующий миг Ковалевский тут же протянул руки назад, открыл потайной люк и достал оттуда две лучевые винтовки с тремя запасными энергетическими батареями.
– Держи, – он протянул одну из винтовок Штерну, – может, ты и прав, мой друг, – вдруг серьёзно и твердо заговорил Лев. – В нашей работе нет места чувствам о совести. Они уже не люди, а звери. Если не мы их – то они нас. Это закон жизни, правда?
Штерн свободной от управления вездеходом рукой выбил оплавленные остатки бывшего когда-то лобового стекла и вдавил педаль акселератора в пол до упора, заставляя двигатель громко реветь и выжимая из вездехода всю его скорость.
Противный скрипучий звон когтей, царапающих металл, и звериное рычание еще долго преследовало большую гусеничную машину. Только когда Штерн обернулся назад и сделал пару выстрелов через выбитое кошачьими монстрами заднее окно, темп атаки людей-кошек стал спадать, а в кошмарном танце звуков из звериного рыка и металлического скрипа прозвучал громкий скулящий вой раненого зверя. На дисплее одного из внутренних мониторов было видно, как из общей массы огромных людей-кошек отделилась одна мохнатая фигура и картинно упала в кремовую, как шоколад, пыль. Остальные тут же прекратили преследование добычи и столпились возле пострадавшего.
– Эту музыку я мог бы слушать вечно, – прокомментировал Штерн то, как звери хлопочут над своим пострадавшим.
– Ты знаешь дорогу к звездолету? – поинтересовался уже успевший окончательно прийти в себя куратор у робота.
