— Мистер Мур, — сказал Ник, делая шаг и, возможно, случайно вставая между мной и главным выходом. — Почему бы нам просто не…
— Я не знаю, кто ты, черт возьми, такой, — сказал я. — Но лучше уйди с дороги. Сию секунду!
Ник поглядел на дядьку из-за соседнего стола, жестом изображая, что сдается под натиском безрассудства. И сосед увидел, что ему предоставляется возможность стать героем, помочь этому милому молодому человеку на глазах двух дам, с которыми тот пришел.
Он вскинул свою мясистую руку и ткнул меня в грудь.
— Слушай, приятель…
Я схватился за спинку стула раньше, чем успел об этом подумать, взмахнул рукой и ударил, словно отбивая теннисный мяч на другую сторону корта.
Стул, взлетая, немного задел толстяка, прежде чем ударить туда, куда я целил, — по голове Ника. Стул был легкий, но я ударил очень быстро и сильно, и Ник сразу же свалился на пол.
Вдруг вокруг стало шумно: люди ахали, поднимались с мест, стулья отодвигались, кто-то требовательно звал охрану, — будто все они только и ждали этого момента.
— Билл, ради бога, — проговорила ошеломленная Стеф, глядя на Ника, лежавшего на полу. — Что ты делаешь?
Я был уже не в силах объяснять что-либо кому-либо, не в силах объяснять свои поступки, вообще не в силах общаться, разве что на самые простые темы. Я обхватил Стефани за плечи и попытался поднять ее из-за стола. Дядька в бейсбольной кепке ударил меня. Удар пришелся по голове, сбоку, но я развернулся к нему, чувствуя, как звенит в ушах.
— Только попробуй еще раз, и я убью тебя, — пообещал я не своим голосом.
Мой противник не знал, что я всего лишь риелтор, ничтожество и все на Лонгбот-Ки только и потешаются надо мной. Билл Мур, мальчик для битья, клоун на отпускной сезон. Мой голос обещал самые серьезные последствия, а толстяк стоял ко мне ближе всех. Он засомневался; тем временем я успел поднять Стеф на ноги и заставил ее сделать несколько неуверенных шагов.
Я наполовину нес, наполовину волок ее к выходу. Народ глазел и переговаривался. Сердце тяжело колотилось, но я помнил, что в здании полно полицейских и мы должны убраться отсюда раньше, чем те заинтересуются нами, — иначе всему конец.
Когда мы были уже у дверей, я оглянулся и увидел, что Ник поднялся с пола с помощью дядьки в бейсболке, который что-то серьезно втолковывал ему — наверняка предлагал позвонить адвокату или копам или же просто догнать этого террориста и показать ему, где раки зимуют. У Ника из царапины на щеке обильно текла кровь. Он казался потрясенным, расстроенным, страдающим. Актерствует? Возможно ли такое?
Я вывел Стеф в коридор и повел в сторону главного вестибюля. Та слабо протестовала:
— Билл…
— Я все объясню в машине.
— Я плохо себя чувствую.
— Я знаю. Но, Стеф, нам надо ехать. Прошу тебя, поверь мне, детка. Нам обязательно надо уехать.
— Хорошо, — сказала она. — Хорошо.
Я вывел ее через боковую дверь, стараясь шагать как можно быстрее, но при этом не производить впечатления людей, спасающихся бегством. На улице почти стемнело, повсюду зажглись узорчатые фонари. Когда мы подошли к машине, я прислонил к ней Стеф, доставая ключи. Потом усадил со всей осторожностью.
И только когда захлопнул свою дверцу, до меня дошло, как сильно больна жена. В тусклом белом свете уличных фонарей ее кожа лоснилась от липкой испарины, руки и ноги казались тоненькими, как паучьи лапы, а сама она вся съежилась. Но глаза были живыми и встревоженными, и только ими она походила на мою жену.
— Куда мы едем?
— Пока не знаю, — сказал я. — Посмотрим.
Я сунул ключ в замок зажигания. А потом увидел в зеркале Ника, тот бежал к нам через стоянку.
— Господи боже!
Стеф развернулась на сиденье и тоже увидела его, бегущего с воздетыми руками.
— Что он делает?
— То, за что ему заплатили, — сказал я. — Либо он не в курсе последних событий, либо Баркли передумал и решил, что все-таки не будет делать козла отпущения из меня.
— Баркли? Ты имеешь в виду шерифа Баркли?
— Угу, — проговорил я, давая задний ход.
— Билл, о чем ты говоришь?
Я вспомнил, что она не знает о том, что случилось со мной сегодня, не знает, кто такой или кем был Холлам, не говоря уже об Эмили или Кассандре.
— Я потом объясню.
Машина дернулась назад, разбрызгивая гравий. Я развернулся слишком круто и задел задним бампером чужую машину; раздался скрежет, похожий на крик раненого животного. Выехав на дорожку, я направил машину прямо на человека, стоявшего посреди больничной парковки. Может, у него есть пистолет? Я решил не рисковать, выясняя наверняка. Крикнув Стеф, чтобы та пригнулась, я протянул руку и толкнул ее вниз.
Ник стоял на месте. Я врезался прямо в него. Тот с грохотом прокатился по капоту, ударился в ветровое стекло и свалился на землю с пассажирской стороны.
Я затормозил.
— Он уже поднимается, — сказала Стеф. Она была права. Но двигался он медленно. Это меня вполне устраивало, и я твердо решил закрепить достигнутый успех.
Я побежал к тому месту, где тот барахтался на земле, пытаясь подняться. Ударил его ногой в грудь, снова сбив на землю. За последние десять минут я нанес другим человеческим существам столько ударов, сколько не наносил за всю свою взрослую жизнь, но теперь, кажется, был не в силах остановиться.
Я наступил Нику на руку.
— Попробуешь нас преследовать, и я тебя убью. Передай это тем, на кого работаешь. Пусть до них дойдет, что их это тоже касается.
Он замотал головой, как будто бы не имел ни малейшего понятия, о чем я говорю. Я бегом вернулся к машине и рванул с места. Выезжая на шоссе, внимательно осмотрелся, убеждаясь, что никто не врежется мне в бок, затем влился в поток, повернув направо, а в следующий миг резко завернул влево и снова вправо, устремляясь на север.
Стеф ничего не сказала. Она была словно заворожена мелькающими перед нами огнями фар, а если нет, то, вероятно, старалась осмыслить происходящее. Я не знал, с чего начать. Было непонятно, в каком порядке излагать события, чтобы получилась более-менее осмысленная картина. Нужно ли рассказывать, что тот парень, который, как она думала, заигрывает с ней, на самом деле актер, а сама Стефани только что принимала участие в представлении, разыгранном с целью уничтожить меня смеха ради? Или же лучше начать с новости, что когда я уезжал сегодня из дома, там осталось три мертвых тела — трупы людей, которых она не знает, в том числе чудовищно изуродованное тело молодой женщины, с которой я недавно пил всю ночь?
— Я не понимаю, — неожиданно произнесла Стефани. — Я не понимаю, что здесь вообще происходит.
— Мы поговорим об этом, — пообещал я. — Но пока что я хочу выбраться из города до наступления ночи. Проедем вдоль побережья, может быть, в Тампу. Найдем гостиницу… в общем, остановимся где-нибудь. Мне необходимо понять, что делать дальше. — Я вспомнил, что мои кредитки больше ни на что не годятся, да и остальные карточки, наверное, тоже. — У тебя есть наличные?
