— Приходите ко мне. Сейчас.
— Хорошо.
В комнате гадалки пахло апельсином. Маргарита Александровна была в красивом черном платье с серебристыми разводами. Темные волосы были распущены, а на плечах лежал белый шарф.
— Приятный запах, — пробормотала я.
— Это ароматическая лампа. С апельсиновым маслом. Оно очень хорошо успокаивает нервы. Вам нужно прийти в себя.
— Разве это возможно? После всего…
— Расскажите. И вам станет легче.
Я говорила без остановок. Без пауз. Моя речь лилась, как полноводная горная река с каменистых уступов. Мощно. Яростно. Наконец я замолчала.
— Вот и все, — протянула я неестественно высоким голосом. — Во всем виновата я. Если бы я не стала раскапывать прошлое, все было бы по-прежнему.
— Так не бывает. Если события происходят, значит, так надо. Это — рука Провидения. Не думайте, что в этой истории был хоть грамм случайности. Все события, встречи, явления выстраивались согласно определенной логике.
— А кто определял эту логику? — вскинулась я. — Кто?
Легкая улыбка скользнула по губам гадалки.
— Уж во всяком случае не мы с вами. Я сидела притихшая и молчала.
— Значит, и зеркало оказалось в моей квартире не случайно? Не просто так? И видения, которые появлялись в нем, тоже?
— Вы совершенно правы. Вам сверху посылались некие знаки. Ваша задача была — расшифровать их. Понять. Что вы в конечном итоге и сделали. Ваш дар улавливать сигналы из Вселенной передался вам от матери. Магические способности передаются из рода в род. У одних они более ярко выражены, у других — менее. Помните, когда вы пришли ко мне в первый раз, я сказала, что ничем не могу помочь вам? Что вы сами должны найти ответ на то, что мучило вас?
— Помню, — тихо сказала я.
Это был ваш путь. Только ваш, и ничей больше. И я даже не имела права раскрывать вам раньше времени тайну вашего рождения. Вы, наверное, ещё тогда подумали про меня: шарлатанка. Правда? — И Маргарита Александровна с очаровательно-лукавой улыбкой посмотрела мне в глаза. Я невольно покраснела.
— Впрочем, это дело прошлое. Для вас все кошмары остались позади.
— Хотелось бы в это верить.
— Так оно и есть, — убежденно сказала гадалка. — Но, может, вы хотите, что-то спросить у меня?
— Да… — Я вспомнила Руслана и запнулась. — Я хотела бы узнать об одном человеке.
— Любовная история?
— Не совсем.
Наши отношения…. Разве это можно назвать «любовной историей»? Пожалуй, нет. Так, ни к чему не обязывающее знакомство. Легкое и необременительное. Но зачем тогда я спрашиваю об этом гадалку? Что я хочу узнать?
— Погадать? — И Маргарита Александровна вопросительно посмотрела на меня.
— Да… нет, не надо.
Мне почему-то расхотелось знать свое будущее. Зачем? Что должно случиться, произойдет и так. Пусть я лучше буду находиться в неведении. Так интереснее, чем знать все заранее. Как расписание поездов на вокзале.
Я встала со стула.
— Спасибо.
— Не за что.
— За урок.
Маргарита Александровна подняла брови.
— Спасибо. Это для меня лестно. Могу вас немного обрадовать. У вас все будет хорошо.
Я пожала плечами и с трудом выдавила улыбку. Если сказать честно, я ей не верила.
Я безумно волновалась перед объяснением со своим настоящим отцом. Я не представляла, как это произойдет и что он скажет. Но все произошло как-то спонтанно. Неожиданно. Я проскользнула в кабинет к отцу и застыла у двери.
— Аврора? Вы что-то хотите мне сказать? — спросил меня Вячеслав Александрович, отрываясь от бумаг, лежавших на столе.
— Нет, то есть да.
— Я слушаю. — Викентьев смотрел на меня в упор. — Проходите, садитесь.
Я села за стол для посетителей и сложила руки на коленях, потом положила их на стол. Я молчала.
— Что-то случилось?
— Да. — Я опустила голову и выпалила: — Дело в том, что я — ваша родная дочь.
И боясь, что он будет перебивать меня или задавать вопросы (а так я бы еще больше переволновалась), я быстро рассказала эту запутанную семейную историю. Как будто бы отбарабанила стихотворение, заданное в школе.
Наступила пауза. Она длилась и длилась. Казалось, этому тяжелому молчанию не будет конца. Я сидела, не поднимая головы.. Потом решилась посмотреть на отца. Но он смотрел не на меня, а в сторону и постукивал карандашом о стол. Наконец он выдохнул:
— Господи! Только подумать… — Затем встал, обошел вокруг стола, подошел ко мне и, наклонившись, крепко обнял:
— Бедная моя девочка! Сколько же ты натерпелась! Наташа… как жаль, что она не дожила до этого момента.
— Папа! — Он приподнял меня со стула, и мы стояли, обнявшись. Молчали и плакали.
— С сегодняшнего дня ты переезжаешь ко мне.
— Да. — И я счастливо улыбнулась. Я буду жить с папой!
— Собери свои вещи. Я жду тебя к вечеру.
— Угу.
— Сейчас я дам тебе ключи от квартиры.
Отец достал из кейса ключи и протянул мне.
— Это от верхнего замка, это от нижнего. Запомнишь? Или записать тебе?
— Запомню.
— На сегодня ты свободна. — И он улыбнулся мне. — Поезжай домой и пакуй свои чемоданы.
Я рванула к двери как на крыльях.
— До вечера! — крикнул мне отец.
— До вечера, папочка!
Дома была Ника. Она сидела на своей кровати по-турецки и читала журнал «Женские секреты».
— Я переезжаю жить к отцу, — сообщила я ей. Она подняла голову и посмотрела на меня без всякого выражения.
— А… — только и сказала она.
— Все в порядке? — спросила я. Хотя глупее этого вопроса трудно было себе представить.
— Ага. В порядке. — В ее голосе прозвучала издевка.
Я подумала, что взбалмошная хитрая Анжела была в отца. А Ника больше взяла от матери. Характер у нее был все-таки мягче, тише по сравнению с той ураганной девицей. Они были сестрами. Родными сестрами… Я тряхнула волосами, отгоняя эти мысли, и пошла в коридор, чтобы снять с антресолей чемодан.
Я молча собирала свои вещи.
Ника сидела, отвернувшись. И тут я увидела, что она плачет. И старается это скрыть изо всех сил. Гордая Ника не могла никому показать своих слез. Я подошла к ней. Мне страстно захотелось погладить ее по голове. Как когда-то в детстве. Я всегда была за старшую. И отгоняла Никины страхи. Я протянула руку к ее голове. И провела по волосам. И тут мы разрыдались. Обе. И кинулись друг другу в объятия. Я понимала, что мы расстаемся. Но не могла себе представить это. Как же мы теперь будем порознь! Всю жизнь мы прожили рядом. Она была, есть и будет моей сестрой. Настоящей сестрой. И я вдруг поняла, что Нику я любила больше всех. Больше матери, которая всегда была ко мне равнодушна и безразлична. Больше отца, ядовито подкалывавшего меня при каждом удобном случае. Но Нику я любила и потому злилась на ее хамство, грубость, отстраненность. На то, что она невольно отдалялась от меня…
