Он позвонил в дверь. Безрезультатно.
Ужас стянул ему челюсть. Он заглянул в окно, ожидая увидеть тело на потертом ковре в луже крови. Вместо этого он увидел постер с Тони Дорсеттом, коричневое кресло и толстую скучающую кошку. Он уже достал отмычку, когда пожилая женщина с россыпью бигудей на голове выплыла из-за угла и затрясла в его сторону пакетом из аптеки. Пластиковая бутылочка с лекарством выпала из пакета и затерялась в пучке мертвого можжевельника.
– Что ты делаешь?!
– Здравствуйте, мэм. Я друг Мика. Я забежал, чтобы…
– У Микки нет друзей. – Она опустилась на колени, и из разреза ее халата показалась нога со вздувшимися варикозными венами, наполовину затянутая в толстый массажный чулок.
– Позвольте мне вас поднять.
Она выхватила у него бутылочку, словно забирая украденный товар.
– Полиция приехала и увезла его. Он ничего не делал. Он хороший мальчик. То, как с ним тогда обращались, – уму непостижимо. Он любит детей, этот парень. Любит их. Он хороший мальчик.
– Как давно приезжала полиция?
– Ты их чуть-чуть не застал.
Он вздохнул с облегчением, но подумал, что Роберт и Митчелл могли притвориться офицерами полиции, чтобы похитить Доббинса.
– Они были в форме?
– Конечно, две машины, битком набитые копами, мигалки, полный набор. Перекрыли проезд. Меня чуть не схватили и не связали.
Любопытная старуха – лучший друг следователя.
– Спасибо, мэм. Я постараюсь помочь Мику выбраться.
– Кто-то должен приглядывать за ним. – Она опустила узловатую руку на халат с таким видом, словно приносила присягу. – Кто-нибудь, кроме меня.
Тим отправился к себе, просчитывая следующий шаг. С Черным Медведем, Бауриком и Доббинсом разобрались. Оставалась одна мишень, которую надо было прикрыть. У Ритма Джоунса, насколько он помнил, адреса не было. Чтобы найти его раньше Мастерсонов, ему требовались те же подсказки, что есть у них. Рейнер держал под замком материалы Комитета, но он также был великолепным стратегом. Тим мог побиться об заклад, что он скопировал папки с делами.
Весь вопрос в том, где он их держал?
Дюмон заворочался на больничной койке и поднял глаза на Тима. Хотя свет был выключен и занавески задернуты, Тим заметил, что глаза его ввалились, вокруг них залегли глубокие тени, а кожа пожелтела. Дюмон с трудом поднял голову.
– В чем дело? – спросил он еле слышно.
Тим закрыл дверь, подошел к Дюмону и сел рядом с ним. Рубашка Дюмона топорщилась от прикрепленных к его груди устройств, а из его рукава выходил целый пучок разноцветных проводов. Включенный монитор отбрасывал светло-зеленый отблеск на край подушки. Движимый внезапным импульсом, Тим взял его за обмякшую левую руку.
– Не надо этого делать, – сказал Дюмон.
Тим отпустил его, чувствуя, как краснеет от смущения, но Дюмон правой рукой сжал запястье Тима.
– Эта рука ничего не чувствует.
– У тебя был рецидив.
– Еще один удар вчера ночью, – нечетко проговорил Дюмон. – Я только что прикатил из блока интенсивной терапии… и, Господи, как же я устал.
Он попытался подтянуться и принять вертикальное положение, но не смог.
– Давай выкладывай. Ты выглядишь еще хуже.
– Роберт и Митчелл сорвались с цепи. Они убили Рейнера и Аненберг и украли папки с делами.
Дюмон глубоко вздохнул; и его тело обмякло.
– Матерь Божья. – Он закрыл глаза. – Подробности.
Тим начал рассказывать тихим, лишенным эмоций голосом. Когда он закончил свой рассказ, они несколько мгновений помолчали, слушая пиканье монитора. Потом Дюмон открыл глаза; они были влажными.
– Роб и Митч. Господи, мальчики, – он сжал запястье Тима. – Ты должен их остановить.
– Да.
– Даже если придется стрелять на поражение.
– Да. Рейнер когда-нибудь говорил тебе, кто был сообщником Кинделла?
– Нет. Ни слова. Он ведь не мог так поступить с тобой, этот ублюдок?!
– Ты знаешь, когда меня начали слушать?
– Я не контролировал наблюдение. Мы занимались разными кандидатами, поэтому не могли следить за всеми. Ты стоял первым в списке Рейнера. Роб и Митчелл занимались оперативной работой, Аист подключался, если нужны были приборы. Я подключился, когда Рейнер серьезно задумался о тебе, это было во время похорон твоей дочери. А в чем дело?
У Тима в голове всплыла картинка: он стоит на заднем дворе с Аненберг и смотрит, как Рейнер шепчется на кухне с Митчеллом.
– Может быть, они замешаны в этом.
– Замешаны в смерти Вирджинии? – Дюмон покачал головой, его щеки дрожали. – Они не стали бы убивать маленькую девочку. Они не извращенцы, не психи. Фанатики – может быть. Злые, да. Но они ненавидят, ненавидят шваль вроде Кинделла. Чего бы они добились, убив Джинни?
– Я не знаю. Еще одна заметная казнь в ряду казней Комитета.
– Да брось, Тим. Они не могли предвидеть, как пройдет суд над Кинделлом. Его должны были посадить. Они не стали бы убивать девочку только для того, чтобы подставить урода. В этом нет смысла. И ты прекрасно знаешь, что этого они не стали бы делать. Плюс Аненберг не могла поддержать эту затею.
Аненберг, конечно, не поддержала бы. Но ее, как и Аиста, могли не посвятить в этот план.
– Почему бы Рейнер не сказал мне, кто был сообщником?
– Рейнер всегда был информационным тираном. Как он получал информацию, как он ее охранял, как он ее сливал… Это был его резервуар силы. Он страдал манией величия. Ему надо было защищать свою репутацию, чтобы войти в анналы. Ты выполнишь пункт о самороспуске, Роба и Митчелла сбросят со счетов как пару психов, а он останется в истории как сострадательный профессор, который из кожи вон лез, чтобы повлиять на общественное мнение и защитить жертвы.
Тим вспомнил, как Роберт убивался по мертвой женщине в холодильнике Дебуфьера, как Рейнера затошнило, когда фотографии с места преступления обошли стол. Вспомнил бешенство, с которым Митчелл осуждал смерть Джинни. И он знал, что инстинкт не подведет Дюмона. Они бы не стали вместе с Кинделлом участвовать в убийстве Джинни.
– Ты прав. Но Рейнер знал, что случилось с Джинни той ночью. Он не блефовал. А поскольку близнецы пустили папку Кинделла в бумагорезку, может быть, эта тайна умерла вместе с ним.
Рука Дюмона сжала запястье Тима, словно предупреждая то, о чем тот собирался спросить.
– Я в тупике по всем фронтам, – сказал Тим. – С Джинни. С Робертом и Митчеллом. Если я собираюсь их остановить, мне нужно знать, были ли у Рейнер копии папок.
Дыхание Дюмона стало скрипучим. Если Тим будет преследовать Мастерсонов, пытаясь защитить мишени, – а они оба знали, что он должен это сделать, то Тим и Дюмон будут впутаны в это дело, их будут судить и, возможно, посадят в тюрьму. Открыв Тиму местонахождение папок, Дюмон, в сущности, пойдет против себя самого.
