силы казались примерно равны: хоревой тоже где-то под сотню осталось. Но только казались. Броней на печенегах, считай, нет. Колчаны опустели. А степняка без стрел даже не особо привычный к конному бою нурман завалит.
И заваливали. Самых шустрых сбивали из луков, прочих ссаживали мечами и копьями. Не бой — побоище.
Когда к месту схватки подскакали хузары, сражаться им было уже не с кем.
Хорошо получилось. Лихо и без потерь. Сергею очень понравилось. Всегда бы так.
А кому не понравилось, так это Егри, людям которого боя практически не досталось. Ну и самим печенегам, разумеется.
Особенно тем, кому не повезло выжить. Не повезло, потому что брать копченых в плен никто не собирался. Хана с двумя близкими родичами посекли в бою, а за остальных выкупа не дождешься. Рабы же из степняков скверные.
— Значит, ромеи… — проговорил тархан Илан, глядя на привязанного к столбу печенега.
В том, что тот сказал правду, хузарин не сомневался. Достаточно глянуть на хоревой, чтобы понять: в таком состоянии не лгут. Тем более и парочка других печенежских сотников, которым не повезло выжить, говорила то же. Хан ждал ромеев, которые должны были привезти ему золото. А за это золото хан должен был напасть на Саркел.
Илан был не в курсе истории с золотом и трофейным хеландием. Ноам сдержал слово. Помалкивал.
Смотрел, слушал и загадочно улыбался.
— Тебя это удивляет, друг мой Илан? — спросил великий князь.
По его мнению, это было очень разумно: натравить одних недругов на других.
— Не то чтобы… — Илан сделал знак, палач двинул ножом, и печенег отмучился. — Однако великий хакан Беньяху как раз сейчас ведет переговоры с ромеями.
— Очень уместный ход, — заметил Сергей. — И как раз сейчас. Беспорядок в хаканате усилит позицию Константинополя, а позицию Итиля, соответственно, ослабит.
Сказал он это по-ромейски. Прозвучало весомее, а Илан языком Византии владел в совершенстве. В отличие от Олега. Но тому тоже знаний хватило.
— А беспорядок у ромеев будет, наоборот, на руку хакану, — произнес великий князь. — Возможно, великому хакану не стоит торопиться с переговорами.
— Я скажу ему об этом, — пообещал Илан. — Но тебе стоит поторопиться, если ты хочешь благорасположения великого хакана.
— Следующей весной. По высокой воде, — пообещал Олег. — Пойдешь с нами?
— Если будет на то воля Беньяху и Господа! — Илан слегка поклонился. Не Олегу — Богу. — Одно мне непонятно, — добавил он чуть погодя. — Почему ромеи не пришли?
— Дорога неблизкая, — сказал Олег. — Всякое бывает. Шторм, например. Или люди… Золото, оно многих манит. Я бы, например, от него не отказался.
— Ромеи — лучшие враги! — мечтательно произнес Машег. — Нельзя, чтобы Беньяху-хакан с ними замирился. Миром славу не добыть.
Илан и Олег переглянулись. И выражения лиц у них были на удивление схожи. Какая нафиг слава? Они о серьезном говорят: о золоте.
— Клянусь! — торжественно провозгласил Олег. — Клянусь, что не посажу на руку сокола до тех пор, пока не прибью щит к вратам Константинополя!
И немедленно выпил.
Мощная клятва, однако. Отказаться от соколиной охоты минимум на год — это круто. Хотя… Сокола ведь не обязательно самому в небо выпускать.
— Прибью щит? — удивился Илан.
— Это иносказательно, — пояснил разбиравшийся в обычаях русов Машег. — Значит взять в данники.
— Ого! — Тархан с уважением поглядел на Олега. Впечатлился масштабом.
— Что-то я проголодался, — сказал киевский князь, только что поклявшийся нагнуть целую империю.
И они пошли пировать.
Наличие неподалеку горы трупов, которых никто не собирался хоронить, ни русов, ни хузар не смущало. Пусть у степного зверья тоже будет праздник.
— Как ты был прав, когда решил не вести хеландий в Киев, — негромко сказал Сергею Машег. — Олег — вещий. Наверняка бы догадался, куда делось ромейское золото.
— Твои родичи лишнего не ляпнут?
— Ноам, как видишь, молчит. Остальные — как он.
— Тогда все хорошо, — кивнул Сергей.
— Нет, — возразил Машег. — Не хорошо. Хорошо будет, когда мы на ромеев двинем. — Он помолчал немного, а потом сказал: — Я в Белозеро с тобой не пойду, брат. С Иланом в Итиль пойду. Жениться буду. Приглашаю!
Сергей покачал головой:
— Не могу, брат. Мне тоже жениться. На Искоре. Я Милошу слово дал.
— Понимаю, — Машег вздохнул. — Сколько лет мы с тобой не расставались, брат? Два года, три…
— Кажется, я тебя всю жизнь знал, — ответил Сергей.
«И не одну», — добавил он мысленно, а вслух произнес:
— Вот уж не думал, что нас разлучат женщины!
— Не женщины! — строго произнес Машег. — Долг! И не разлучит, а всего лишь разделит на время. — И другим тоном: — Ты, главное, лук брать не забывай! Пьяного печенега еле-еле перестрелял. Стреляешь, как нурман! — Хузарин глянул туда, где веселились свеи, а в частности — на выделявшегося двухметрового Трани Журавля, и уточнил: — Даже похуже иного нурмана.
«Господи, — подумал Сергей. — За что мне такое нестерпимое счастье: жить в этом дивном мире? А сколько всего еще впереди…»
Ветер сменился. Добавил к запахам воды, травы и жареного мяса вонь мертвечины.
Но Сергей не ощутил отвращения. Прав был Харальд-конунг. Это не вонь. Это запах победы.
