— В вашей машине сидела женщина, — не сдавался Виктор.
— Я вам говорю, что я голубой! Мне что, нужно вас оттрахать, чтобы доказать это? Подождите, а в каком преступлении вы меня обвиняете?
— Вас видели у почтового ящика.
— У почтового ящика? — спросил он. — А, теперь понял. Вы собираетесь пришить мне кражу почты.
Вошел Уэсли и передал Виктору идентификационную карточку, на которой были записаны данные об арестах и судимостях Самуэля Р. Колхейна.
— Вас арестовывали за мошенничество один… два раза, — читал карту Виктор. — Один раз за подделку документов. Это, как говорится, согласуется с кражей государственной почты из общественных почтовых ящиков.
— Ладно, черт с вами, — сдался Колхейн. — Я не намерен проводить ночь в тюрьме и ждать, пока вы сообразите, что взяли не того парня. Я расскажу, что к чему, если вы обещаете убраться и оставить меня в покое.
— Продолжайте, — сказал Виктор.
— Я на неделю дал напрокат свой «пинто» одному знакомому. У меня есть другая машина. Он живет недалеко от Гоуэр с идиоткой-наркоманкой, которая воображает себя его женой, хотя они не женаты. Я предупредил их обоих, чтобы не валяли дурака и не занимались темными делишками в моем «пинто». Они меня не послушались, так ведь? Я покажу, где он живет. Его зовут Фарли Рамсдейл.
Нейт Голливуд и Уэсли Драбб посмотрели друг на друга и хором воскликнули: «Фарли!» — напугав не только Самуэля Колхейна, но и Виктора Черненко.
«Проклятая Олив, никогда не кладет вещи туда, где они должны лежать!» Фарли все еще думал об Олив в настоящем времени, хотя сердцем понимал, что она уже в прошлом. Он должен был признать, что кое-чего ему будет не хватать. Она была вроде тех бедуинок, которые идут пешком через минное поле, в то время как муж едет по ее следам на осле в пятидесяти метрах позади. Всегда была более чем послушна. До недавнего времени.
Наконец он нашел карточки-ключи в нижнем ящике кухонного стола вместе с таймером, которым она никогда не пользовалась, и сильно подгоревшей кастрюлькой с длинной ручкой, которой она пользовалась постоянно. Это были лучшие карточки, которые им удавалось украсть, и он всегда продавал их за хорошую цену. Точно такого же цвета и размера, с таким же магнитным кодом, как в калифорнийских водительских правах. Нужно было только поставить на лицевой стороне поддельное факсимиле. Фарли собирался найти другую женщину-напарницу, чтобы она слонялась по гостиницам и доставала такие карты. Возможно, почти нормальную женщину, которая не будет вызывать подозрений. Он попытался вспомнить среди своих знакомых почти нормальную женщину, но немедленно прекратил попытки.
Разумеется, он понимал, что встреча на кладбище автомобилей была опасной. Козмо мог предложить ее, чтобы убить их. Но после того как Фарли рассказал ему, что Олив сбежала, а Козмо продолжал настаивать, Фарли решил, что все в порядке. Этот гребаный армяшка не посмеет убивать его. Ведь сбежавшая Олив может сдать его копам, если Фарли пропадет бесследно. Или посмеет?
Он способен на это. Фарли никогда не имел дела с такими людьми, как Козмо, поэтому выработал собственный план. Конечно, он поедет на уединенное автомобильное кладбище, расположенное на пустынной дороге в восточном Лос-Анджелесе, где по своей воле не появится ни один здравомыслящий белый человек. Но Фарли не собирался выходить из машины ни при каких обстоятельствах. Он собирался подъехать к ограде и выхватить конверт, не покидая водительского места. Если в нем будут деньги, он заедет во двор, тут же развернется и посигналит, пока не выйдет Грегори. Тогда Фарли выбросит из окна пакет с карточками и умчится с этого двора на территорию белых людей — если Голливуд в наши дни может считаться территорией белого человека.
А если ловушки не будет и Грегори, обидевшись на такой способ доставки, пригрозит больше не иметь с ним дел, — что ж, так тому и быть. Грегори не должен якшаться с вооруженными армянами вроде Козмо. Он должен держаться таких же вороватых, пронырливых армян-кровососов, как и он сам. Да, подумал Фарли с крепнущей уверенностью, в этом плане нет слабых мест. И начал представлять, сколько «снежка» сегодня выкурит.
От умственных усилий он неожиданно проголодался, но не смог перенести даже мысль о сандвиче с сыром. Ему страшно захотелось пончиков от Руби — пару толстых, наполненных кремом и залитых шоколадом пончиков. В ящике со своим бельем, куда Олив никогда не залезала, он нашел двадцатидолларовую заначку, подпер как можно лучше сломанную дверь и направился в кафе к Руби. Подобно «Тако у Пабло» и интернет-кафе, «Пончики от Руби» были одной из последних остановок маршрута наркоманов.
На автостоянке он увидел пару знакомых наркоманов, тоже голодных, но мечтающих не о пончиках. Если подумать, это был первый раз, когда он пришел сюда, чтобы перекусить. Голливудские вечера становились все более и более странными и пугающими для Фарли Рамсдейла, и он ничего не мог с этим поделать.
На самом деле они не нуждались в Самуэле Р. Колхейне, поскольку сами могли найти дом Фарли. Достаточно было одного звонка. Идентификационная карта пестрела записями о Фарли Рамсдейле и Олив О. Рамсдейл, а также содержала домашний адрес, указанный в водительских правах. Как и других наркоманов, их постоянно задерживали, а правонарушения регистрировали. Но Виктор нарочно заставил Колхейна сопровождать их, чтобы тот, оставшись один, не смог предупредить Фарли по телефону.
Самуэль Р. Колхейн в своем «пинто» привел экипаж «6-Х-72» и Виктора Черненко к дому Фарли. После этого он поехал домой, а копы припарковались и вышли из патрульной машины, держа в руках выключенные фонарики.
Как и раньше, Уэсли отправился прикрывать заднюю дверь. Он увидел, что она приоткрыта, болтается на одной петле и приперта кухонным стулом. На стук Нейта и Виктора никто не ответил, свет в доме не горел. Уэсли проверил пустой гараж.
— Он типичный наркоман, — сказал Нейт, обращаясь к Виктору. — Скорее всего охотится за «снежком». Когда найдет, придет домой.
— Мне нужно позаботиться о наблюдении, — отозвался Виктор. — Я больше чем уверен, что Фарли Рамсдейл украл письмо из ящика, и это привело к ограблению ювелирного магазина. Но это только интуиция. Однако я убежден, что магазин и банкомат ограбили одни и те же люди. Если докажу, что я прав, это будет самое крупное дело в моей карьере.
— Оно может появиться в теленовостях и «Лос-Анджелес таймс», — поддержал Нейт Голливуд.
— Вполне возможно, — согласился Виктор.
Нейт Голливуд на секунду задумался, и ему на ум пришло одно слово: «известность». Он представил, как входит в офис по отбору актеров с «Таймс» под мышкой. И может быть, в газете будет его фотография.
— Виктор, — сказал он, — поскольку мы уже работали с вами, как насчет того, чтобы вызвать нас, когда появится этот парень? Мы будем рады предоставить вам транспорт или помощь в поиске улик — все, что захотите. Мы были в ювелирном магазине во время той шутки с гранатой, поэтому чувствуем, что это дело нас тоже касается.
