— Рад познакомиться.
— Взаимно.
Барбе указал на многочисленные ящики из нержавеющей стали, ряды которых высились в глубине прохладной комнаты.
— Приступим?
— Для этого мы и здесь, — последовал ответ Лопеза.
Пристально взглянув на Штерна, Барбе перевел взор на комиссара.
— Вы его подготовили? — спросил он у полицейского.
— Подготовил к чему? — встрепенулся Штерн.
— Лопез говорил вам, в каком состоянии пребывает труп?
— Вообще-то, он и вовсе не упоминал ни о каком трупе.
Барбе бросил раздраженный взгляд на комиссара, но тот лишь пожал плечами.
— Утром из Сены, неподалеку отсюда, выудили жмурика, — пояснил он.
— Каким образом это касается меня? — поинтересовался Штерн.
Лопез кивнул судмедэксперту, и Барбе выдвинул один из расположенных на средней высоте ящиков. Лежавший там труп был покрыт белой простыней.
Барбе откинул верхнюю часть покрывала, и взору Штерна предстало лицо Сореля.
— Узнаете? — спросил Лопез.
Штерн ответил не сразу.
— Вы спрашиваете официально? — вымолвил он наконец.
— Абсолютно.
— Да, это Жюльен Сорель, отвечавший в нашем Фонде за безопасность. Могу я узнать, как он умер?
— Он был убит, — произнес судмедэксперт.
Хотя Штерн и был готов к подобному ответу, переполнявших его эмоций он скрыть не сумел.
— Когда это случилось? — спросил он.
— Точное время смерти мы сможем назвать лишь после вскрытия, но я склонен полагать, что он умер этой ночью, самое позднее ранним утром. В любом случае — в воде тело пребывало недолго.
— Почему вы решили, что Сорель был убит? На его лице нет никаких следов побоев.
Судмедэксперт помрачнел.
— Его пытали. Я насчитал около пятидесяти надрезов на грудной клетке, руках и ногах, а также порядка тридцати переломов костей и примерно столько же ожогов, оставленных, если исходить из длины и глубины ран, паяльником.
— Боже мой… — прошептал Штерн. — Значит, он был еще жив, когда…
Барбе кивнул.
— Все говорит в пользу того, что смерть наступила вследствие обильной геморрагии, и, судя по количеству ран, я могу с уверенностью заявить, что они были нанесены еще при жизни.
— Проще говоря, его разделали, как свинью, — заметил Лопез. — И пищал он, должно быть, не меньше.
Комиссар посмотрел на восковое лицо Сореля.
— Послушайте, этот Сорель был тот еще мерзавец. Вряд ли кто-то станет его оплакивать, и уж точно не я. И все же, несмотря ни на что моя задача — арестовать того, кто проделал с ним это.
— Зачем вы говорите все это мне? — спросил Штерн. — Вам что, для выполнения вашей работы необходимо мое согласие?
— Разумеется, нет. Но все, что касается Сореля, покрыто непонятным мне мраком тайны, да и силы мои небеспредельны. Мне нужна ваша помощь. Я не прошу многого — просто укажите мне верный путь, а уж там я как-нибудь разберусь.
— Не могу, комиссар.
— Почему?
— Потому что начальству Сореля вряд ли понравится, если я раскрою вам природу его миссии в нашем Фонде. Французским властям известно, чем он занимался. Этого вам должно хватить.
Лопез задумчиво почесал подбородок.
— Что ж, раз вы так полагаете…
Он резко сорвал покрывало, обнажив труп Сореля.
Штерн в ужасе отпрянул — зрелище было не из приятных.
Лопез выглядел весьма удовлетворенным произведенным эффектом.
— Как вы можете заметить, — промолвил он, — убийцы не тронули лишь лицо и пальцы.
Шагнув вперед, Барбе встал между комиссаром и трупом. Без единого слова он вернул покрывало на место и задвинул ящик.
На то, чтобы прийти в себя, у Штерна ушло несколько секунд.
— Действительно, — проговорил он наконец. — Лицо и ладони остались практически нетронутыми. Почему, как думаете?
— Вероятно, — предположил Лопез, — они хотели, чтобы Сореля идентифицировали как можно скорее.
— Но какой в этом смысл?
— Это послание, мсье Штерн, и я полагаю, адресовано оно именно вам. Похоже, кто-то решил произвести в вашем Фонде серьезную чистку.
47
Когда Давид и декан закончили просматривать запись, они уже знали, кто выкрал иллюминированный листок из металлического шкафа Альбера Када. Не было теперь загадкой и то, как именно исчезли из Центра исследований книги. В том, что касалось смерти Жозефа Фарга, они могли лишь высказывать предположения, но в глубине души оба ни секунды не сомневались: его падение также не было случайным.
За все это был ответственен один и тот же человек. Даже самоубийство Альбера Када выглядело теперь следствием его махинаций, так как ничто не указывало на то, что профессор покончил бы с собой, не исчезни миниатюра.
Внезапно декан повернулся к начальнику службы безопасности, который, с сигаретой в зубах, ожидал указаний, прислонившись к наличнику выходившей во двор застекленной двери.
— Свяжитесь с полицией. И загляните на всякий случай в кабинет Агостини. Если он там, задержите его до приезда полиции, если нет, заприте все и возвращайтесь.
— Сию минуту.
Схватив со стола телефон, Моро выбежал в коридор. Декан в очередной раз взглянул на застывший силуэт Рэймона Агостини, после чего раздосадованным жестом погасил экран.
Просматривая запись, Фарг остановился слишком рано. Агостини угодил в поле зрения камеры еще утром, сразу же после открытия университета. В этот час он мог быть уверен в том, что ему никто не помешает.
Проникнуть в кабинет Альбера Када было совсем не сложно. Если трюк с открыванием двери плечом был известен Давиду, то Агостини должен был знать его и подавно. Это объясняло отсутствие следов взлома. Вероятно, Альбер Када доверил другу и шифр навесного замка, на который был заперт шкаф.
Выкрав миниатюру, Агостини передал ее Миллеру вместе с похищенными из Центра исследований книгами, после чего, судя по всему, заперся в собственном кабинете. Значит, Моро ошибался, и в момент самоубийства Када этаж не был пустым. Профессор греческой литературы находился там и тогда, когда начальник службы безопасности и его люди явились осмотреть место самоубийства. Все, что от него требовалось, — это переждать несколько часов в своем укрытии, после чего он мог покинуть этаж никем не замеченным.
Короткий поиск в Интернете привел Давида и декана к тем же выводам касательно роли во всей этой истории Миллера, какие сделал и Фарг, и теперь им оставалось лишь надеяться, что англичанин еще не успел вывезти украденные книги из Франции, иначе об их возвращении в университетскую библиотеку можно было бы забыть.