тебя. Езжай.
И он махнул рукой в сторону кипящей схватки.
– Прекрати эту бойню, – безапелляционно заявил Уитт, – чтобы я мог нормально добраться до своей фермы. Мало того что ее оккупировала солдатня, так теперь еще и ты решил наводнить ее своими чернокожими воинами.
Дабуламанзи не понял, что значит слово «солдатня», видимо, так жрец называл красных курток. И, похоже, ему совсем не нравилось, что они сидят сейчас на его ферме.
– Пойди и попроси их уйти оттуда, – усмехнулся Дабуламанзи, – тогда мои воины пойдут дальше, а ты снова сможешь молиться своему распятому богу на ферме.
– Господи правый! – выпалил жрец. – Да ты что же, не понимаешь меня?! Я сказал – прекрати эту бойню!
Дабуламанзи уже начал выводить из себя тон белого человека, одетого в черное. Он разговаривал с ним – приближенным великого Кечвайо – как с одним из своих невольников. И это заставляло все внутри Дабуламанзи кипеть от ярости.
Он уже собирался прогнать жреца прочь, когда к нему подбежал изиндуна, командующий амабуто инДлу-йенгве. Он быстро зашептал что-то на ухо Дабуламанзи. Говорил скоро и на диалекте, которого не мог знать Уитт. А когда он закончил, губы Дабуламанзи едва заметно дрогнули в улыбке. Однако раздраженный сверх меры Отто Уитт не заметил этого.
– Я пропущу тебя к красным курткам, – сказал, наконец, Дабуламанзи. – И даже попробую остановить моих воинов. Ненадолго. Так что погоняй быстрее своего коня.
Отто Уитт предпочел пропустить мимо ушей последние слова Дабуламанзи. Он направился обратно к своей повозке, на которой сидела бледная от ужаса бедняжка Маргарет.
Я так и не успел воспользоваться маузером. Равно как и артиллеристы, разобравшие винтовки, что стояли при пушках в пирамидах, не успели сделать из них ни единого выстрела.
Зулусы отошли от наших позиций после чудовищного по силе залпа картечью. И того, что дали по врагу солдаты. Я видел только, как стреляли паровые пушки. Нас окатило волной нестерпимого, влажного жара. Будто бы распахнулась дверь основательно перетопленной бани. Кое-кому из охранявших нас солдат, как я узнал после, даже основательно досталось. Самых неудачливых даже слегка обварило. Но это сейчас никого не интересовало. Главное, что слитный залп двух десятков солдат и паровых пушек отбросил зулусов от наших укреплений. Их тела усеивали теперь равнину. А живые спешно отступали к холмам.
По ним дали еще один залп, но скорее для острастки. Давили шрапнелью, выкосив довольно много. Однако на холмах оставались еще сотни и сотни чернокожих, жаждущих нашей крови.
– Сейчас придут в себя и снова на нас попрут, – авторитетно заявил сержант-артиллерист, будто это и без него не было понятно, как белый день.
Я был зол на отступивших зулусов. Они сорвали весь мой придуманный на ходу план. До рукопашной так и не дошло. И кинжал так и остался висеть в деревянных ножнах у меня за спиной.
А тут еще меня вызвал к себе лейтенант Чард. Мне хотелось ругаться на чем свет стоит. Я ведь только подобрался к загадочному левантийскому углю с шахты самого Родса! Но не выполнить приказ я не мог.
– Проклятые дикари были близко, – сказал мне Чард. – Вы видели их лучше всех из офицеров. Можете сказать, что это за странные зулусы, которые отказываются умирать?
– Выглядят они точно так же, как остальные, – пожал плечами я. – И, слава богу, драться с ними нам не пришлось. Думаю, если бы дошло до рукопашной – нас бы просто смяли.
– Проклятье, вы правы! – воскликнул Чард. – И что нам теперь делать с ними? Я ведь отлично видел, как на них обрушилась вся наша артиллерия. По ним палили не картечью, а снарядами. Но и это не смогло остановить их. Да я видел, как полз по земле дикарь с оторванными ногами. И он не умер! Наверное, до сих пор барахтается где-то там среди трупов.
Мне нечего было сказать ему. Да и не очень-то Чард нуждался сейчас в чьих-либо словах. Скорее, ему надо было высказаться самому.
– Сэр, посмотрите туда! – подбежал к нам молодой солдат из интендантской службы. Он указывал Чарду на несколько движущихся фигур.
Мы с лейтенантом навели на них свои бинокли почти синхронно. Через линзы я разглядел знакомую повозку – она могла принадлежать только отцу Уитту. Я не раз видел ее стоящей за церковью проповедника. Когда она вынырнула на гребень невысокого холма, я увидел и самого священника и его дочь. С головы юной Маргарет сдуло шляпу, и волосы теперь развевались подобно полотнищу знамени. Я никогда прежде не видел ее без шляпы – и даже не представлял, какие у нее красивые и густые кудри.
Однако сейчас надо было думать совсем не об этом. Усилием воли – надо сказать, немалым – я изгнал из головы все мысли о Маргарет. Да и стоило только перевести взгляд немного ближе к позициям зулусов, как мне стало совсем не до женщин. Потому что за повозкой бежали чернокожие воины. И судя по количеству ран, которые они не удосуживались перевязать, это были те самые бессмертные зулусы.
– Перед хорошеньким же выбором они нас поставили, – процедил сквозь зубы Чард. – Из-за чертова проповедника мы не сможем вовремя открыть огонь! Знаете что, Евсеичев, отправляйтесь туда. К взводу, мимо которого проедет святоша, и примите командование. Делайте все, что хотите, но не дайте зулусам прорваться.
Легко ему говорить! Драться с бессмертными неграми придется мне. Но поднимать бунт было не в моих интересах сейчас. А потому я только попросил, чтобы со мной отправился сержант Торлоу.
– Его пушка сослужит мне там хорошую службу, – добавил я к своей просьбе.
– Пусть так, – кивнул Чард. – Я пришлю к вам сержанта Торлоу с его чудо-пушкой.
Отдав честь, я бегом направился к указанной позиции. Солдаты там уже видели своими глазами и несущуюся на них повозку, и преследующих ее зулусов. И это зрелище не придавало им уверенности. Все понимали, что рукопашной схватки, скорее всего, не избежать.
– Канониры, – обратился я к пушкарям, – стрелять только болванками или бомбами. Ни шрапнель, ни картечь этих черных чертей не возьмет. Как только сможете стрелять, не задев повозку, тут же палите что есть мочи!
– Есть, сэр, – ответил мне сержант-артиллерист, всем своим видом давая понять, что он и без меня знает, что делать.
Я встал на правом фланге взвода,
