Теперь ложь. Я не был с нею честен во многих вещах, например не поделился подозрением, что, возможно, мистер Генри Франт все еще пребывает в мире живых, что он не только растратчик, но и убийца, и насколько нам известно, живет себе припеваючи в паре миль отсюда. Я так сильно желал эту женщину, что подталкивал невинную Софи к двоемужию, а это преступление и в глазах Господа, и в глазах общества.
Да, со мною обошлись справедливо. Даже я это понимал.
На следующий день, в воскресенье, мы отправились на службу в Флаксерн-Парву. Мистер Ноак и мистер Карсуолл не слишком хорошо себя чувствовали и остались греться перед камином в библиотеке в компании друг друга. Братья Руиспиджи присутствовали на службе, но дам с ними не было. Мы сидели отдельно, зато после литургии у меня было предостаточно возможностей наблюдать, как любезничают мисс Карсуолл с сэром Джорджем и Софи с капитаном.
— Ей нездоровится, я правильно поняла? — уточнила миссис Франт.
— Сэр Джордж говорит, у нее ангина. Горло так отекло, что несчастная миссис Джонсон практически не может говорить. Она надеялась выздороветь и навестить нас, но теперь вынуждена сидеть дома, пока ей не станет лучше, и очень извиняется, как сказал сэр Джордж. Слугам приказано никого не принимать.
Наш экипаж с грохотом несся по дороге, лошади поскальзывались, и карета опасно раскачивалась, подпрыгивая на замерзших колеях. Мисс Карсуолл заметила:
— Слава богу, папа с нами не поехал. Представляете, что бы с ним было?
Никто не ответил, и мы молчали до конца поездки.
Весь день Софи избегала меня. Когда обстоятельства сталкивали нас вместе, она отводила глаза. Я ругал мальчиков и ворчал на слуг. Легко говорить, что к несчастьям нужно относиться философски. Мой опыт показывает: как только несчастья стучатся в дверь, философия уходит через черный ход.
57
В понедельник утром снова стояла прекрасная погода. После уроков мальчики упросили меня взять их на озеро кататься на коньках. По дороге нам встретились мистер Хармвелл и миссис Керридж, возвращавшиеся домой.
— Кататься? — сказала миссис Керридж. — Что ж, катайтесь, пока можно.
— А что такое? — поинтересовался Чарли. — Лед растает?
— Я не об этом. Слуги чистят ледник, а как только начнут заполнять его по новой, то некоторое время кататься будет нельзя.
— На мой взгляд, — заметил Хармвелл, — это совершенно негигиенично.
Миссис Керридж повернулась к нему:
— Отчего же, сэр?
— Проблема в том, что озеро служит сразу нескольким целям — это не только украшение парка, но и источник рыбы, кроме того, зимой на нем катаются на коньках, а летом на лодке, да и плавают. Насколько я понял со слов главного садовника, в центре глубина достигает всего восемнадцати футов, так что лед тяжело откалывать, и это опасное задание для тех, кто его выполняет. Качество же льда неминуемо очень низкое, учитывая, что в конечном счете мы собираемся обложить им продукты, в дальнейшем употребляемые в пищу. Часто внутри льда, например, содержатся гнилые растения или трупы мелких животных. Нет, я полагаю, голландский метод…
— Господи, мистер Хармвелл, — перебила его миссис Керридж. — Вы просто ходячая энциклопедия.
— Так что насчет льда? — спросил я. — Его начнут колоть сегодня?
— Думаю, нет, — ответил Хармвелл. — Так что не вижу никаких препятствий для ваших упражнений. Катайтесь, пока можно. — Он поднял трость и показал на юго-запад, где на небе собирались облака. — Вот только может снег пойти.
Мы разошлись. Мальчики побежали вперед. Когда я добрался до озера, они уже скрылись из виду. Я обогнул берег и подошел к оврагу, ведущему к леднику. Эдгар и Чарли сидели верхом на поваленном дереве. Ледник очищали и убирали шестеро рабочих. Несколько минут мы наблюдали, как они носят ведрами лед и грязную солому к яме, куда вывали свою зловонную ношу.
Старший рабочий поздоровался и спросил, не хотели бы мы осмотреть, так сказать, фронт работ. Я проследовал за ним по коридору, а за мною шли мальчики. Ледник освещало полдюжины фонарей, развешанных по стенам. Двое рабочих чистили саму яму, сгребая талый снег лопатой. Пока мы стояли рядом, один из них аккуратно обезглавил все той же лопатой крысу.
— Воняет хуже обычного, сэр, — сказал старший, — сток забился.
Я заглянул в яму.
— Зато выглядит чище, чем раньше.
— Мы там шестами пошуровали, теперь вода потихоньку уходит, но не так быстро, как должна. Если не сможем очистить сток с этой стороны, то придется ждать до весны.
— Почему?
Он ткнул пальцем куда-то в сторону.
— Вода течет через сточный колодец, а дальше по трубе в озеро. Но сток легко засоряется, потому что перегорожен решетками от крыс. Мы прорыли специальную шахту, по которой можно спуститься и прочистить сток. Дренажные трубы настолько широкие, что по ним можно проползти до самого ледника. Но проблема в том, что осенью здесь прошел сильный ураган, он повалил деревья, и начался оползень, так что нам придется снова отрывать вход в шахту.
— А земля слишком твердая?
— О да! Как железо! — Он сплюнул, чуть было не попав в одного из своих людей, и искоса посмотрел на меня. — Надо было пораньше копать.
Я вышел из ледника и вдохнул полной грудью свежий воздух. Мальчики беседовали с другим рабочим, подпрыгивая на месте от холода и волнения. Стоило мне приблизиться, как они замолчали, и это заставило меня насторожиться, но я был так увлечен своими собственными мыслями, что не обратил на поведение мальчиков должного внимания. Через минуту мы вернулись к озеру, где мальчики медленно катались взад-вперед, о чем-то совещаясь.
Днем мое настроение окончательно испортилось, я был близок к отчаянию. Я уговаривал себя успокоиться, говорил, что питать какие-то надежды в связи с Софи было просто верхом глупости, напоминал, что случившееся в Глостере скорее исключение из правил и это никогда не повторится, советовал себе выкинуть Софи из головы.
Мистер Карсуолл вызвал меня в библиотеку, продиктовал письмо и велел сделать копии. Он писал одному из своих адвокатов, на этот раз относительно переговоров о возможной продаже ливерпульских складов мистеру Ноаку. Насколько я понял, поверенный мистера Ноака задал ряд вопросов адвокату мистера Карсуолла. Работа была механической, она оставила мой разум в плену у череды мрачных мыслей.
Но сейчас, вспоминая по прошествии времени те несколько часов понедельника, когда на юго-западе медленно сгущались тучи, я понимаю, что на самом деле это было затишье перед бурей, готовой разразиться над нашими головами. Оглядываясь назад, я могу с точность назвать момент, когда я увидел приближение предвестника.
Торопливый сбивчивый поток слов прервался, и я выглянул из окна библиотеки. Боковым зрением я уловил какое-то движение в сумерках. По дороге к дому скакал одинокий всадник.
