Его покои как раз такие, как я их себе представляла: тускло освещенные, отделанные в красных и коричневых тонах, кровать и туалетный столик из необработанного дерева, а в теплом воздухе пахнет чем-то пряным. Я сижу, скрестив ноги, на большой подушке с бахромой, лицом к нему. Расставленные на коврике тарелки, от которых поднимается жар, служат своеобразным расслабляющим барьером между ним и мной.
Я начинаю с любимого блюда Алехандро, полло-пибил — особым образом приготовленной курицы, — и запиваю первый кусок небольшим глотком охлажденного вина. Я внимательно изучаю блюда, раздумывая, какое выбрать следующим, как будто судьба Джойи зависит от этого решения. Это гораздо лучше, чем видеть, как он смотрит на меня с настойчивым интересом.
Ухмылка счастливого ребенка исчезла с его лица, ей на смену пришли усталость и озабоченность.
— Я говорил сегодня с Советом, — начинает он осторожно, когда я подношу ко рту горячий гриб, фаршированный чесноком.
— Да?
— Они считают, мы должны устроить твою коронацию как можно скорее. В связи с войной… — Его голос становится тише, а свет в глазах на мгновение меркнет. Он делает паузу и продолжает: — В связи с войной, предстоящей нам, обретение новой королевы должно поднять, по их мнению, боевой дух.
— А как ты сам думаешь? — спрашиваю я с набитым ртом.
— Я согласен.
У меня есть время обдумать ответ, пока я прожевываю и глотаю пищу.
— Когда я впервые оказалась здесь, ты просил сохранять наше супружество в тайне. Теперь же ты стремишься познать меня, как свою супругу, и сделать своей королевой. Почему?
Прежде чем ответить, он отпивает вина.
— Тогда больше политической пользы было в том, чтобы все думали, что трон королевы все еще пуст, — говорит он, но взгляд его перебегает с предмета на предмет, и вино он глотает так, будто это живая вода.
— И теперь, когда все знают, они считают, что меня надо сразу же короновать.
— Да.
— Даже Аринья?
У княгини должен был случиться удар, когда она узнала о нашем браке. Теперь мне приходит в голову, что хотя политическое преимущество могло быть весомым фактором, настоящей причиной сохранения свадьбы в тайне был тот факт, что Алехандро не мог сказать своей любовнице правду в глаза.
Его рука, лежащая на бокале, белеет, но он твердым голосом отвечает:
— Даже Аринья. Особенно в свете того факта, что ты все это время руководила таинственным Мальфицио. Великим благом для народа Джойи будет узнать, что их королева не только Носитель, но еще и сама по себе легендарный герой.
Герой? Звучит нелепо.
— У меня были идеи. Вот и все. Твои люди сделали остальное. — Я хмурюсь, глядя на него. — Ты должен понять, Алехандро, что княгиня Аринья — предатель.
— Ее не будет в моей постели, если тебя это беспокоит.
— Меня беспокоит небольшая проблема ее государственной измены, — бросаю я ему. Все идет не так, как я предполагала. Не могу поверить, что я говорю с ним в таком тоне.
Он пожимает плечами, снова выглядя уязвимым.
— Мы не можем быть уверенными…
— Она знала, что делает ее отец. Она знала, что он продался Инвьернам. Но она ничего не сказала. Подумай обо всех этих совещаниях по поводу войны. Обо всех заседаниях Совета, когда она должна была сказать тебе правду.
Сомнение пробегает по его лицу.
— Если тебя это успокоит, я прикажу следить за ней.
Я бы предпочла отправить ее в тюрьму, прочь с моего пути — и пути Косме, — если мы переживем войну.
— Это поможет. Благодарю.
— Итак, Совет хочет устроить коронацию через два дня.
Так скоро! Я помню, как совсем недавно — хотя кажется, что очень давно — лежала в соседней комнате, положив пальцы на Божественный камень, молясь о том, чтобы стать королевой. Теперь я должна сыграть эту роль, только чтобы выполнить обещание, данное храбрым людям, желающим лишь свободы для своей земли.
Пока вино подогревает мою кровь, пробуждая в ней что-то вроде куража, пока жаждущий взгляд Алехандро ощущается, как сила, я делаю свой первый ход.
— В одном ты был прав, — говорю я более уважительным тоном, почти льстивым, — люди Мальфицио действительно герои. Это самые храбрые воины из всех, что мне доводилось встречать, и они готовы отдать свои жизни, чтобы принести тебе победу.
— Ты вправе гордиться ими.
— Если мы выживем в войне, — страх пробегает по его лицу при этих словах, — лично я буду очень рада увидеть их вознагражденными по заслугам.
— Разумеется. — Он тотчас уступает, но взгляд его устремлен непонятно куда, а лоб нахмурен.
— Что такое, Алехандро?
Он вздыхает.
— Я могу сказать тебе нечто конфиденциальное, Элиза?
— Безусловно.
Он допивает вино одним глотком и ставит бокал на стол.
— Я в ужасе от предстоящей войны. — Он улыбается какой-то презрительной к самому себе улыбкой. — Мой отец был сражен стрелой Инвьерна. Прямо на моих глазах. Это до сих пор снится мне в кошмарах. И в следующий мой раз на поле боя я получил серьезные раны.
— Заблудшие, — шепчу я. Так вот почему он всегда такой нерешительный? Потому что он напуган?
— Именно, Заблудшие. Теперь видишь, насколько я далек от образа героя? Это ты меня спасла в тот день, помнишь?
Никогда не думала, что спасти чью-то жизнь может быть так унизительно. Я едва сдерживаюсь, чтобы не отвести взгляд, не закатить глаза.
— Обещаю, в следующий раз я избавлю тебя от этого стыда и позволю умереть.
Он вздрагивает, и я жалею, что не могу взять слова назад. Откуда взялась эта новая, жестокая Элиза?
— Я понимаю, — говорю я примирительно. — В прошлые месяцы меня несколько раз охватывал такой ужас, что я думала, я умру от страха. Но время проходит, решения приняты и действия совершены, и мне снова не надо бояться некоторое время.
— Это облегчает дело?
— Я напугана больше, чем обычно, — говорю я с грустной улыбкой. — Я видела, как умирали люди.
Умирали прямо у меня на руках. Мне надо сделать паузу, прежде чем продолжить.
— Я представляю, какой тяжелой будет жизнь, как сложно будет просто продолжать. После. Даже если мы победим.
Он заметно грустнеет, пока я говорю, и я боюсь, что только все ухудшила.
Я встаю и потягиваюсь. Мой аппетит пропал, и я внезапно очень захотела оказаться рядом с Хименой и Марой.
— Надеюсь, ты простишь мой ранний уход, Алехандро, но если через два дня мне предстоит коронация, то мне необходимо начать приготовления.
Это ложь. Коронация занимает последнее место в моем списке забот.
