Впрочем, сегодня она приложит все силы, чтобы очаровать его, как поступила бы любая умная женщина, которая хочет добиться внимания любимого мужчины. Виола остановила выбор на том же ярко-красном платье, в котором была на званом вечере леди Тенби, когда встретила Яна вновь. Но на сей раз, добавила рубиновые серьги и рубиновый кулон, чтобы привлечь его внимание к приподнятой груди, обольстительно подчеркнутой тугим корсетом. Уложив волосы каскадом завитков, она решила припудрить щеки тончайшим слоем румян и подвести сурьмой веки, чтобы ярче выглядеть в вечернем свете. В конечном итоге Виола добилась изысканного, уверенного и сияющего вида. Оставалось надеяться, что Ян это заметит.
Виола переступила порог гостиной, сразу почувствовав запах корицы и гвоздики, и огляделась по сторонам. В одном углу слуги заполняли буфетный столик закусками и шампанским, а в противоположном, у камина, стоял мольберт с картиной, накрытой красным бархатом. Виола быстро переговорила с дочкой повара, Молли, и слуги покинули гостиную, оставив ее наедине со своими мыслями.
День выдался довольно теплым для конца августа, поэтому Виола подошла к широким стеклянным дверям в западной стороне комнаты, открыла их и вышла во внутренний дворик, чтобы подышать свежим воздухом. Еще не стемнело, но солнце закатилось за деревья, и кое-где начали разгораться городские огни. Виола встала у перил и закрыла глаза.
— Вы восхитительно выглядите, сударыня.
Виола резко обернулась на звук его голоса, и ее сердце забилось быстрее при виде его великолепной фигуры на пороге. Он был с ног до головы в черном, за исключением белого в серую полоску галстука. Его волосы были зачесаны назад, полностью открывая гладко выбритое лицо. А когда Виолы достиг пряный запах его одеколона, ей пришлось бороться с внезапным желанием броситься ему в объятия.
— Виола?
Она заморгала, чувствуя, как горячий румянец заливает ей щеки, ибо они оба понимали, что она откровенно разглядывает Яна. Поспешно опускаясь в реверансе, Виола пробормотала:
— Прошу прощения, ваша светлость, но… когда вы прибыли? И почему о вас не доложили?
— Я хотел поговорить с вами до начала вечеринки, — ответил Ян, мягко пожав плечами, — и попросил увидеться с вами наедине. Нидэм проводил меня до гостиной, в которой и посоветовал вас искать.
Вся эта ситуация сбивала ее с толку. Дворецкий должен был объявить о приезде герцога Чэтвина, но это внезапно потеряло всякое значение. Ян казался каким-то другим, подавленным. С полуулыбкой на губах он медленно скользил по ней взглядом, не пропуская ни единого изгиба, как будто никогда не видел ее прежде. От этого Виоле сделалось ужасно неловко.
— Я так понимаю, картины вы еще не видели?
Ян вышел из проема стеклянных дверей и шагнул во внутренний двор.
— Иначе меня бы здесь уже не было?
Виола чуть не рассмеялась, но, не понимая, что у герцога на уме, не спешила расслабляться.
— Не исключено.
Ян легким шагом приблизился к ней, накрыл перила ладонями и посмотрел на сад внизу.
— Какой портрет вы собираетесь явить миру, Виола? Стоит ли опасаться, что вы нарисовали меня… слишком маленьким?
Расплывшись в широкой улыбке, Виола всплеснула затянутыми в кружево ладонями и повернулась к Яну.
— Это не обнаженная натура, лорд Чэтвин, не беспокойтесь. Но фон я все-таки изменила, поскольку у вас были возражения по поводу предыдущих контрастов и оттенков.
Кончики его губ приподнялись, и он искоса глянул на Виолу.
— Никаких возражений по поводу контрастов и оттенков у меня, милая, нет, — медленно проговорил он. — Более того, позволю себе заметить, что вы просто сногсшибательно выглядите в этом оттенке красного.
У Виолы замерло сердце, и она не нашлась с ответом.
Ян глубоко вдохнул и повернулся к ней, выдерживая дистанцию, но понижая голос.
— Майлз Уитмен сегодня тоже в числе приглашенных?
— Нет. А это имеет значение?
— Уже никакого.
Виола подалась немного назад.
— Как вас понимать?
Едва заметно улыбнувшись, Ян ответил:
— Теперь я знаю, как глупо было волноваться, что другой мужчина может похитить ваше сердце.
Виола снова вгляделась в герцога, в его задумчивое лицо. Его тон был интимным, но что скрывалось за его словами?
Какая-то очень существенная перемена произошла в Яне со времени их последней встречи, с тех пор как она ушла от него, проведя с ним ночь любви. И она понятия не имела, что об этом думать и к чему он клонит.
— Я не понимаю, — пролепетала она.
Приблизившись на шаг, Ян посмотрел на рубин, сверкавший между ее приподнятых грудей, и взял его в руку. Бриллиант заиграл у него в пальцах высеченными из камня гранями.
Тихо, задумчиво герцог произнес:
— Бриллиант без огранки ничем не лучше камня.
Виола замерла, скованная недобрым предчувствием.
— Думаю, — добавил он через несколько секунд, снова встречая взгляд Виолы, — мир еще не слышал более правдивых слов.
— Что случилось, Ян? — спросила она низким, тревожным голосом.
Герцог внезапно выпустил рубин из рук.
— Я хочу кое-что рассказать вам о себе, Виола. Что-то, чего не рассказывал еще никому.
Виола ничего не сказала, просто смотрела на него.
Ян сунул руки в карманы вечернего сюртука и повернул голову в сторону сада, устремив задумчивый взгляд в сторону городского парка, видневшегося за деревьями.
— В своем похищении я всю жизнь винил ваших сестер и даже вас, — начал он. — Но на самом деле часть вины лежит и на мне самом, потому что я оказался там в то время.
— Ян…
— Просто выслушайте, — успокоил Ян, бросая в сторону Виолы быстрый взгляд.
Она кивнула, уступая.
Ян вздохнул.
— Я давно вступил на путь разрушения, и поиски бриллиантов превратились для меня в навязчивую идею.
Бриллианты Мартелло, вспомнила Виола. Украденные Бенедиктом Шэроном, человеком, у которого была собственность в Уинтер-Гардене. Ян вернулся туда, потому что преследовал Шэрона и хотел забрать у него драгоценности, но нашел его мертвым. Тогда-то сестры Виолы и застали Яна врасплох, оглушили его и перетащили в темницу под домом. Виола обнаружила его на следующий день.
— Когда я очнулся неизвестно где, — продолжал Ян подавленным голосом, — прикованным за запястье в абсолютной темноте, я понял, что моя жизнь, вероятно, кончена. Я не видел выхода, думал, что умру, — и все из-за какой-то горстки ограненных камней. В первый день, пока меня не начали пичкать наркотиками, мне не оставалось ничего, кроме как в холоде и кромешной тьме часами думать о прошлом и будущем, которое у меня могло бы быть. Это было жутко, мой страх невозможно передать словами.
